Книга Пылающее копье - Джон Голсуорси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- И этот человек - я, - выговорил молодой человек, впервыеотрываясь от тарелки.
Мистер Левендер мгновенно почувствовал к нему отвращение;вид у него был нездоровый: высокий бледный лоб, странно блуждающие запавшиеглаза за стеклами очков.
- У меня нет никакого желания лишать вас ваших яиц, сэр, -проговорил мистер Левендер, - хотя я сегодня ничего не ел.
- А я ничего не ел полгода, - ответил молодой человек, - инедели через две мне нечего будет есть целых два года.
Мистер Левендер, который обычно говорил правду, посмотрел насвоего собеседника с некоторым ужасом. Но молодой человек снова устремил всесвое внимание на тарелку.
"Как обманчива внешность, - подумал мистер Левендер, -у него такое интеллигентное, можно даже сказать, одухотворенное лицо, а ест он,как дикарь, и лжет, как бродяга!" И поскольку голод стал снова терзатьмистера Левендера, он сказал довольно ядовито:
- Вероятно, сэр, вы находите чрезвычайно забавнымрассказывать неправдоподобные истории незнакомому человеку?
Молодой человек, в это время уже расправившийся со всем, чтобыло у него на тарелке, помолчал немного и затем, слабо улыбнувшись, сказал:
- Я говорил в переносном смысле. Я полагаю, сэр, вы никогдане сидели в тюрьме?
При слове "тюрьма" сразу же сказалась природнаядоброта мистера Левендера.
- Простите меня, - тихо проговорил он, - скушайте всюветчину, прошу вас. Я прекрасно обойдусь хлебом и сыром. Я бесконечносочувствую вашему положению и ни в коем случае не хочу сделать ничего, чтомогло бы побудить вас еще раз навлечь на себя несчастье. Если это вопрос денегили чего-нибудь в этом роде, - робко продолжал он, - прошу вас, располагайтемною. Я ненавижу тюрьмы: это варварство; человека можно осуждать лишь на мукисовести.
Глаза молодого человека зажглись.
- Меня и осудили, - сказал он, - только не на муки совести,а как раз из-за того, что я отказался идти против своей совести.
- Возможно ли? - воскликнул ошеломленный мистер Левендер.
- Да, да, - подтвердил молодой человек, отрезая себездоровенный ломоть хлеба. - Иначе и не скажешь. Они хотели, чтобы я нарушилслово, чтобы я предал свои убеждения, а я отказался. Через две недели меняопять посадят, и вот, пока я на свободе, я должен есть, уж извините. Мне надонакопить как можно больше сил. - И он так набил себе рот, что не мог ничегоболее выговорить.
Мистер Левендер смотрел на него в великом смятении.
"Как несправедливо я судил о нем", - думал он, и,увидев, что служанка принесла рульку от окорока, он начал срезать с нее тонемногое, что на ней оставалось, и, наполнив тарелку, придвинул ее молодомучеловеку. Тот поблагодарил его и, не взглянув на своего благодетеля, сталбыстро поедать ветчину. Мистер Левендер смотрел на него со слезами умиления.
"Как хорошо, что я его встретил, - думал он. - Бедныйюноша!"
- Где же яйца? - внезапно спросил молодой человек.
Мистер Левендер поднялся и позвонил в колокольчик.
- Принесите, пожалуйста, ему оставшиеся яйца, - сказал он.
- Слушаю, сэр, - сказала служанка, - но что же будете кушатьвы? У нас больше ничего не осталось.
- Вот как! - испугался мистер Левендер. - Тогда чашку кофе икусок хлеба, пожалуйста, Я могу поесть где-нибудь еще.
Служанка удалилась, что-то бормоча про себя; принеся яйца,она ткнула их молодому человеку, который проглотил их в два счета.
- Я намерен, - сказал он, - за эти две недели сделать всевозможное, чтобы накопить побольше сил. Я буду есть почти не переставая. Им неудастся сломить меня. - И, протянув руку, он забрал остаток хлеба.
Мистер Левендер смотрел, как исчезает хлеб, и в немшевельнулась досада, но он тотчас же постарался ее подавить.
"С моей стороны эгоистично даже думать о еде, - сказалон себе, - - в то время, как этот юный герой еще голоден".
- Вы, вероятно, жертва какого-нибудь политического илирелигиозного заговора? - спросил он.
- И то и другое, - ответил молодой человек, откидываясь настуле со вздохом пресыщения и отирая губы. - Меня сегодня выпустили и, как яуже говорил вам, через две недели день в день меня снова будет судитьвоенно-полевой суд. На этот раз мне дадут два года. Но им не сломить меня.
Мистер Левендер вздрогнул при слове "военно-полевойсуд", страшное сомнение стало одолевать его.
- Вы, - пробормотал он, - вы... вы не уклоняетесь от военнойслужбы?
- Вот именно, - ответил молодой человек. От ужаса мистерЛевендер привстал.
- Я не одобряю, - выдавил он, - я ни в коем случав неодобряю ваше поведение.
- Разумеется, - сказал молодой человек, вдруг гордоулыбнувшись, и добавил: - Никто не одобряет. Если бы вы были на моей стороне,мне не пришлось бы так наедаться, да к тому же у меня не было бы чувствадуховного одиночества, которое так поддерживает меня. Вы смотрите на меня, какна отщепенца, как на прокаженного. В этом мое утешение, моя сила. Хотя я ииспытываю искреннее отвращение к воине, я прекрасно понимаю, что не выдержалбы, если бы не сознание, что я не могу и не хочу унижаться до уровня подобных вамоппортунистов, примкнуть к стадам ничтожных плебеев. Услышав подобный отзыв освоей персоне, мистер Левендер побагровел.
- Я служу принципу и не подчиняюсь никому, - сказал он. -Именно мои убеждения заставляют меня смотреть на вас как на...
- Жалкого труса, - спокойно подсказал молодой человек. -Продолжайте, не жалейте слов, к ним мы привыкли.
- Да, - сказал мистер Левендер, воспламеняясь, - вы трус.Простите меня. Изменник делу Свободы, дезертир из рядов Гуманизма, еслипозволите.
- Скажите, просто христианин, этим вы выразите все! - сказалмолодой человек.
- Нет, - сказал мистер Левендер, поднявшись, - до этого я недойду. Вы не христианин, вы фарисей. Вы мне отвратительны.
- А вы мне, - внезапно проговорил молодой человек. - Я христианскийсоциалист, но я отказываюсь называть вас братом. И вот что я вам скажу:когда-нибудь, когда благодаря нашей борьбе восторжествует дело христианскогосоциализма и мира, мы позаботимся, чтобы вы, поджигатели и джингоисты, несмогли более подымать свои ядовитые головы и нарушать всемирное братство людей.Мы уничтожим вас. Мы сотрем вас с лица земли. Мы, верующие в любовь, с радостьюподвергнем вас тому, чему вы, апостолы ненависти, подвергаете нас. Мы отплатимвам сторицею, вы сами заставляете нас пойти на это.