Книга Мое непреклонное сердце - Джо Гудмэн

— Его светлость — это ваш отец, — сказала Мерседес.

— Нет-нет, — ответил ей Брендан. — Даже Хлоя говорит, что он нам не отец.

Мерседес вздохнула. Что-то они там подслушали, прячась за дверями и портьерами. Было бесполезно спорить с ними, особенно ночью.

— Брендан, я отведу тебя в твою комнату. Всем, в том числе и мне, давно пора спать.

Как только Мерседес встала, Брендан выполз из постели и послушно взял ее за руку. При этом он уверенно сказал брату:

— Она это сделала. Ты же знаешь, что она сказала бы, если бы не сделала. Значит, сделала. Бриттон глубокомысленно кивнул:

— Пожалуй, ты прав.

Мерседес беспомощно покачала головой:

— Я даже не знаю, о чем ты говоришь. — Брендан открыл было рот, чтобы объяснить ей, но она быстро приложила палец к его губам. — И ничего не хочу знать. — Затем указала на дверь.

— В постель, быстро. Спокойной ночи, Бриттон.

— Спокойной ночи, Мерседес. Пока, Брендан.

— Ты извини, что я заснул, — сказал Брендан. — Но ведь ты знаешь, я бы тут же проснулся, если бы пришел граф.

— Конечно, — просто ответил Бриттон. Мерседес с восхищением внимала разговору мальчиков: удивительно, как они с полуслова понимали друг друга и какое доверие было между ними! Трудно сказать, возникло бы то же самое между ними, не будь граф таким, какой он есть. В других обстоятельствах между мальчиками вполне могло бы существовать здоровое чувство соперничества, но поскольку они постоянно нуждались в помощи и взаимовыручке, то это чувство не нашло себе почвы для развития. Бриттон всегда находил глубокое удовлетворение в успехах Брендана, а тот неизменно радовался достижениям брата. И Мерседес была почти уверена, что все останется по-прежнему, когда они попадут в школу-интернат. Она почти сочувствовала тому их однокласснику, который вздумает выбрать одного из братьев мишенью для насмешек или издевательств. Близнецы сумеют превратить жизнь этого бедолаги в сущий ад.

Мерседес препроводила Брендана прямо в его комнату и уложила в постель.

— Спи скорее, а то клопы закусают, — пошутила она, вспомнив детскую присказку: «Кто скорее засыпает, того клопик не кусает».

Он повернулся на бок и положил руку под подушку точно так же, как сделал его брат в своей комнате.

— Не беспокойся, мы с Бриттоном не думаем о тебе ничего плохого, — сказал он. — Граф готов был убить Бриттона, если бы ты ему не пообещала сделать то, что он велел. Мы знаем, что ты сделала это для нас.

«Это не совсем так», — подумала она, ложась наконец в свою постель. Она сделала это, конечно же, и для себя.

Мерседес проснулась от ощущения, что она в комнате не одна. Осторожное, сдерживаемое дыхание… чье-то чужое дыхание. А легкое мерное постукивание издавали не ставни на окнах.

Мерседес резко вскочила, когда граф Уэйборн сел на край ее кровати. Она отметила про себя, что он выглядит неплохо после своего ночного запоя. Глаза были вполне трезвые, с твердо направленным взглядом, а на губах играла довольная, слегка заискивающая улыбка, отчего уголки рта были добродушно приподняты. Это было самое приятное из всех выражений, которые он допускал по отношению к своим домочадцам. Откинув с лица прядь волос, Мерседес поискала глазами источник мерного постукивания. Граф захватил с собой кожаный арапник. Кончик плетеного кожаного хлыста постукивал по краю кровати каждый раз, как ее дядя слегка взмахивал кистью руки. Мерседес знала, что он носил арапник не столько для того, чтобы показать свое намерение отправиться на верховую прогулку, сколько для устрашения близких. Она заставила себя отвести взгляд.

— Я жду, — небрежно произнес граф. Во рту у Мерседес пересохло. Ей стоило большого труда не смотреть на хлыст.

Граф Уэйборн несколько более энергично встряхнул короткой рукояткой арапника.

— Тебе нужно было разбудить меня сразу же, как ты вернулась. Ты же знаешь, как я жду результатов твоего похода в гостиницу.

Мерседес обрела наконец дар речи.

— Было ли хоть раз так, чтобы я не сделала того, что мне велено? — спросила Мерседес.

Тонкие лучи света проникли между ставнями, падая на деревянный пол и ковер. Они должны были бы придать блеск полировке пола и яркости ковру, но этого не произошло. Раннее солнце еще не могло пробить утренний туман, и весь Уэйборн-Парк еще был погружен в сумрак. Вот он-то и просочился в ее комнату. В любое другое утро она встала бы с постели и поплотнее закрыла жалюзи, чтобы свет не проникал в спальню. Но сегодня она даже не пошевелилась. Не стала она тратить и воображение, чтобы связать этот мрак с присутствием своего дяди.

Граф Уэйборн был удовлетворен ответом Мерседес.

— У меня намечено встретиться с Колином Торном примерно через час. Он будет там?

Ритмичное стаккато ударов арапника о край кровати настолько завладело вниманием Мерседес, что она с трудом уловила смысл вопроса.

— Нет, — не сразу ответила она. — Его там не будет.

Она вжалась в спинку кровати, так же как там, в комнате у Колина Торна, когда острие его ножа щекотало ей подбородок. На этот раз ее побудила к этому короткая рукоятка арапника лорда Лейдена.

— Нет, — повторила она более уверенно.

— Ты все сделала так, как я сказал? — спросил од, — Он взял ее за подбородок, чтобы поймать ее взгляд. — Ты действовала ножом?

— Его там не будет.

Мерседес отвернулась. И тут же получила удар кожаной рукояткой арапника в челюсть. От боли у нее перехватило дыхание, и она с трудом втянула воздух через стиснутые зубы.

— Его там не будет, — снова сказала она, четко выговаривая каждое слово.

Арапник скользнул вдоль ее челюсти до самого уха. Плетеный конец мягко прошелся вдоль шеи и плеча. Мерседес подавила желание отбросить его прочь. Ей не хотелось доставить графу такое удовольствие.

— Да тут синяк, — ласково сказал граф. — Я не думал, что ударил тебя тогда так сильно. Я всегда замечал, что на тебе, чуть что, сразу остаются следы. Гораздо чаще, чем на мальчиках или на Хлое и Сильвии, хотя, сказать по правде, они никогда не давали мне столько поводов для наказания, как ты.

Он уже и раньше сообщал Мерседес об этом своем наблюдении. Оно высказывалось всегда одним и тем же тоном: восхищенным и странно изумленным, и без тени сожаления. При этом он никогда не дожидался от нее ответа, и Мерседес, как всегда, промолчала. Арапник медленно, как змея, отполз назад.

Граф поднялся.

— Ты прекрасно знаешь, что тебе будет плохо, если ты мне лжешь, — сказал он. Он внимательно следил за ее лицом, пытаясь уловить хотя бы малейший оттенок, даже малейший намек на то, что может попасть в ловушку. Но ничто не изменилось на ее лице.

— У меня ведь нет другого выбора, правда? — сказал он наконец. — Я вынужден верить тебе.