Книга Глашенька - Анна Берсенева

Тамару Ивановну догнали на дороге к Насыпному – Лазарь сказал, что автобус, который должен забирать сезонников, наверняка уже уехал и ждать нечего.

– Забыли про тебя! – ахнула Тамара Ивановна. – А я ведь подумала: вроде еще девчоночка маленькая была, где ж она? Да закрутилась и не спросила. Час уже, как уехали. Иди себе, детка, домой. Пообедай да отдыхай.

Как могло получиться, что никто про нее не вспомнил, Глаша не поняла. А впрочем, в этом похожем на марево дне могло произойти все, что угодно.

Только Лазарь разбивал эту призрачную сущность. Зря Глаше показалось, будто он похож на солнце. Не ослепительность в нем была, а ясность.

– Посидим у родника, – сказал он. – Иначе до дому не дойдете.

Наверное, вид у Глаши был такой, что Лазарь не мог быть уверенным, что она поняла его слова. Поэтому, на слова не полагаясь, он еще и взял ее за руку.

Как его рука могла оставаться такой прохладной в сплошном палящем жаре? Непонятно! А как загар у него мог сразу быть ровным и золотым, а не ложиться красными пятнами?

Его естественность была так же необъяснима, как очевидна; это Глаша поняла еще в ту ночь, когда они разговаривали в тамбуре и его лицо светилось рембрандтовским светом, а потом он подарил ей розу.

Родник бил из расщелины в небольшой скале, стоящей в стороне от дороги. Вокруг него образовалось озерцо размером с обруч и зеленела трава. Лазарь и Глаша подошли к дикой яблоне, растущей рядом с озерцом. Это Лазарь сказал, что дерево – яблоня; Глаша и не догадалась бы, несмотря на то что оно было покрыто мелкими зелеными яблочками.

– Ну здравствуйте, Глашенька, – сказал он, когда они сели в кружевной яблоневой тени.

– Здравствуйте! – Она тоже вспомнила, что поздороваться-то они и не успели. – А как вы здесь оказались?

– Это вы как здесь оказались? – усмехнулся он. – С чего вас вдруг на трудовой подвиг понесло?

– И никакого подвига. – Его насмешливый тон показался ей обидным. – Самая обыкновенная работа на винограднике. Почему бы мне ее не делать?

– Потому что вы книжная девочка, – пожал он плечами. – И на винограднике умудряетесь работать так, что это становится опасным для жизни. Нет, если вам нравится – на здоровье, конечно.

Снова он относится к ней как к несмышленышу! Глаша сразу вспомнила, как он сказал, что ей нечего делать возле осажденного Белого дома… Но стоило ей об этом вспомнить, как и весь тот день встал в ее памяти ясно, ярко, в такой ослепительной силе, с которой не могла сравниться даже сила здешнего палящего солнца, – день, когда большая и свободная жизнь смотрела на нее его широкими глазами.

И картошка ей сразу вспомнилась, и как пронзило ее тепло его куртки, и театральные кресла, из которых он составил для нее кровать, и каждое его слово… И любовь, которую она почувствовала к нему в первую же ночь их встречи в поезде, и во вторую ночь их московской встречи, и во все те северные июльские ночи, когда она мечтала о нем, сидя в тени жасминового куста…

Эта любовь и теперь была так же сильна в ее сердце, хотя не романтическая ночь стояла вокруг, а изнуряюще жаркий день в степи Восточного Крыма.

Но все-таки надо было разговаривать о чем-нибудь обыденном, иначе он сразу догадался бы, как она к нему относится, а этого Глаша не хотела. Да она сквозь землю провалилась бы, если бы он догадался!

– У вас отпуск? – спросила она светским тоном.

– Да.

Лазарь кивнул так, что смех должен был, казалось, выплеснуться из его глаз.

В одном романе девятнадцатого века про героиню было написано, что она тонная барышня. Глаша не поняла, что это означает, и специально посмотрела в дореволюционном словаре. Оказалось – барышня хорошего тона.

Вот таким тоном тонной барышни она и задавала теперь вопросы.

– Вы приехали в Крым отдыхать? – поинтересовалась она.

– Нет, – уже не просто смеясь, а хохоча глазами, ответил Лазарь. – Я приехал, чтобы увидеть вас.

Он произнес это так, будто ничего удивительного в этом не было. А Глаша от его слов чуть в обруч-озерцо не свалилась.

– Ме-меня?.. – пролепетала она.

– Ну да, – кивнул Лазарь. – Я год в Америке жил, поэтому увидеть вас не мог. А теперь вот временно вернулся. Ваша мама сказала, где вы. А адрес ваших родителей я узнал, потому что вы называли номер вашей школы, и я туда наведался, – предупреждая ее вопросы, добавил он.

Впрочем, вряд ли она стала бы о чем-то спрашивать. Она не способна была ни на какие внятные высказывания.

Она наклонилась к озерцу и погрузила в него лицо. Ей жарко! Да, жарко. Или – она хочет пить. Именно так пусть и думает.

– Мало вам, что чуть тепловой удар не получили, теперь ангину зарабатываете?

Лазарь вынул ее из озерца под мышки, как бестолковую зверушку. Наверное, он был прав насчет ангины. Но все же Глаше стало получше от того, что она окунула голову в холодную воду. Во всяком случае, к ней вернулось самообладание.

– Но ведь я работаю, – сказала она сравнительно спокойным тоном.

– Ну так бросайте работу, – пожал плечами он.

Его слова Глашу уязвили. Он сказал, чтобы она бросала работу, так, словно само собой разумелось, что она должна бросить все, раз он приехал, чтобы ее увидеть.

– Я не могу, – дрожащим от обиды голосом проговорила она.

– Интересно почему?

Он то ли не заметил ее обиды, то ли заметил, но не придал ей значения.

– Потому что пообещала, что буду работать до конца августа, – твердо заявила она.

– Кому пообещали?

– Ну… – Глаша замешкалась.

– Ну кому, кому? Совхозному начальству?

– Однокурсникам. – Она все же нашлась с ответом.

– Ваши однокурсники забыли вас на поле, – жестко заметил Лазарь. – Значит, они-то никаких обязательств перед вами не чувствуют.

– Все равно, – упрямо возразила она. – Это их дело, что они чувствуют. А я обещала.

Его широкие глаза стали сердитыми. Она никогда не видела, чтобы они были такими. Впрочем, она ведь видела его только два раза в жизни. Сегодня – в третий.

– Ладно, – сказал он, глядя на Глашу этими неожиданно сердитыми глазами. Сердце у нее замерло. – Раз вы так полны сельскохозяйственного энтузиазма, завтра будем работать вместе.

– Как вместе? – оторопело спросила она.

– В едином трудовом порыве, – хмыкнул он. И сказал, поднимаясь с травы: – Пойдемте. Вы пообедаете. Я устроюсь куда-нибудь жить. А потом мы с вами поедем на море.

Глаша вспомнила свою вчерашнюю поездку и чуть не вскрикнула: «Не надо на море!» Но, к счастью, не успела вскрикнуть.

«Я поеду на море, – медленно, как облака в небе, проплыли в ее голове его слова. – С ним. С ним!»