Книга Секс как орудие убийства [= Обольщение смерти ] - Нора Робертс

– Почему?

– Во-первых, потому что данный препарат пользу­ется в наших кругах дурной репутацией. Сексуальное рабство приятно в играх, но не в реальной жизни. Даллас, мы не куклы, не шлюхи, не потаскуны, а профес­сионалы.

– Вы были знакомы с людьми, которые пользова­лись этим препаратом?

– Кое-кто из сотрудников со стажем его применял. Во всяком случае, такие слухи до меня доходили. Но, как правило, это было связано с извращениями. Или с экспериментами… Определяли на нас дозу, а потом вы­гоняли. Как будто мы были морскими свинками, – с отвращением сказал Чарльз.

– И все же я слышала, что это препарат для элиты. Вы знаете таких знатоков?

– Нет, но могу поискать.

– Только осторожно, – предупредила Ева. – А что вы знаете о «Кролике»?

Чарли изящно приподнял плечо.

– «Кролика» используют только любители и извра­щенцы. На себе или на партнере. В моих кругах это считается недостойным и оскорбительным.

– Он опасен?

– Конечно. Для дураков и разгильдяев. Его нельзя смешивать с алкоголем и другими стимуляторами. Ко­нечно, если не хочешь отравиться. Но передозировка встречается чрезвычайно редко, потому что это дерьмо стоит дороже золота.

– Вы знаете торговцев, которые имеют дело с этим препаратом? Или клиентов, которые им пользуются?

На лице Чарли отразилась боль.

– О боже, Даллас…

– Ваше имя останется в тайне.

Он покачал головой, подошел к окну и поднял жа­люзи. В комнату хлынул солнечный свет.

– Чарли, это очень важно. – Пибоди подошла и тронула его за руку. – Иначе мы не стали бы спраши­вать.

– Делия, я не пользуюсь запрещенными снадобья­ми. Ты сама знаешь.

– Знаю.

– Но не мое дело осуждать клиентов, которые это делают. Я сам не ангел.

Ева наклонилась и выключила диктофон.

– Чарльз, не для протокола. Даю слово, что не буду возбуждать дело против вашей клиентки.

– Как ее зовут, я вам не скажу. – Он отвернулся от окна. – Не люблю обманывать чужое доверие. Но пого­ворю с ней сам. Узнаю имя торговца и сообщу вам.

– Буду весьма признательна. – Тут запищал ее мо­бильный телефон. – Я пройду на кухню.

– Чарли… – Когда Ева вышла, Пибоди погладила его по руке. – Спасибо. Я знаю, мы поставили тебя в неловкое положение…

– Неловкие положения – моя специальность. – Он улыбнулся. – Делия, у тебя усталый вид.

– Да. Мне это уже говорили.

– Слушай, почему бы нам не пообедать на этой не­деле? Сейчас я проверю свое расписание.

– Было бы здорово.

Когда Чарльз наклонился и прикоснулся губами к губам Пибоди, она закрыла глаза, ожидая результата. И чуть не заплакала, когда ничего не почувствовала. Так ее мог бы поцеловать брат. Конечно, если бы кто-ни­будь из ее братьев был соблазнителен, как смертный грех.

– Милая, тебя что-то заботит?

– Много чего, – проворчала она. – Целая куча глупостей. Но я справлюсь.

– Если захочешь поговорить, я всегда тебя выслу­шаю.

– Да, знаю.

Ева вышла из кухни и устремилась прямо к двери. Лицо ее было мрачным.

– Идем, Пибоди. Чарльз, сообщите мне имя тор­говца, как только узнаете.

Делия взглядом извинилась перед Монро и побежа­ла вдогонку за начальницей.

– Даллас! Что случилось?

– Еще одно убийство.

ГЛАВА 6

Он оставил ее лежать на кровати. Ноги девушки бы­ли бесстыдно раскинуты, глаза смотрели в потолок. К ко­же прилипло несколько розовых лепестков. На подсвечниках, столе, тумбочке и полу, застеленном деше­вым разноцветным ковром, застыли лужицы воска.

Молодая женщина по имени Грейс Лутц пыталась сделать унылую малогабаритную квартирку более уют­ной и жизнерадостной с помощью занавесок с оборка­ми и недорогих репродукций в недорогих рамках.

Сейчас здесь пахло кровью, смертью, сексом и аро­матическими свечами.

На столе вновь стояла бутылка, на этот раз каберне. И на этот раз почти пустая. Музыка доносилась из де­шевого музыкального центра, стоявшего рядом с рас­кладным диваном, который служил кроватью.

Тут не было ни компьютера, ни видео, только теле­фон. Но зато имелись книги, тщательно подобранные и гордо стоящие на крашеной полке, прибитой к стене. Имелись фотографии Грейс с мужчиной и женщиной, которых Ева приняла за ее родителей. Имелась малень­кая стеклянная ваза с весенними ромашками, лепестки которых усеяли крышку тумбочки.

Кухня представляла собой уголок столовой, где стоя­ли плита с двумя конфорками, маленькая раковина и мини-холодильник. В холодильнике лежала коробка с яйцами, стоял пакет молока и баночка с клубничным джемом.

Здесь не было никакого вина. Кроме того, которое ее убило.

«Грейс не тратила денег на вещи, – думала Ева. – И, судя по содержимому шкафа, на тряпки тоже. Она работала в библиотеке, но тратилась на книги. И новое платье, которое теперь небрежно валялось полу…»

– На этот раз он знал, что делает. Никаких следов паники. Все было обдумано заранее.

– Они принадлежали к совершенно разным типам, – заметила Пибоди. – Эта девушка совсем нетронутая, что называется «чистый лист». Ногти короткие, аккуратно остриженные и без лака. Ничего броского и шикарного.

– Да, они из разных экономических слоев. И соци­альных тоже. Эта была домоседкой. – Ева осмотрела пятна засохшей крови на простыне и ляжках жертвы. – Медицинская экспертиза наверняка подтвердит, что она была девственницей. – Она нагнулась. – Синяки на ляжках, бедрах и груди. Он был груб с ней. Пибоди, про­верь видеозаписи и скажи, с кем мы имеем дело.

– Есть, лейтенант.

«Почему он причинял тебе боль? – думала Ева, изу­чая труп. – Почему он хотел этого?»

Сидя на корточках рядом с мертвой, она вспомина­ла себя, скорчившуюся в углу. Зверски избитую, по­крытую синяками, окровавленную.

«Потому что я могу».

Ева отогнала этот образ и поднялась на ноги. Боль может быть сексуальной, может быть частью обольще­ния. Но здесь не было ничего романтического. Хотя он по-прежнему использовал лепестки роз, свечи, вино и музыку.

Почему эта сцена казалась злой пародией на роман­тику, а не искренней попыткой создать соответствую­щее настроение? Было выпито слишком много вина, часть которого пролилась на стол и ковер. Огарки свеч стояли в засохших лужах воска. Рукав нового платья был порван.

За всем этим скрывалось насилие, отсутствовавшее в первом случае. Может быть, он потерял власть над со­бой? И счел убийство более привлекательным, чем секс?