Книга Вечный ястреб - Дэвид Геммел

— Вот мы и встретились, — проговорила она с улыбкой, которая вернула ее лицу молодость и красоту, глубоко запечатленные в памяти Талиесена. — Я выдержала свою последнюю битву, Талиесен.

— Не говори ничего, — попросил он. — Нити времени и без того перепутались настолько, что мне трудно понять, где я и когда нахожусь. Мне очень хотелось бы знать, каким образом Древние Врата отворились, но я не смею расспрашивать. Предположу лишь, что это моя работа. Отдыхай пока, набирайся сил. Поговорим после.

— Как я устала… Сорок лет войн и потерь, побед и страданий. Бесконечно устала, но рада оказаться снова в волшебной стране.

— Ни слова больше, — повторил Талиесен. — Мы с тобой сейчас на роковом месте, на перекрестке времен. Скажи лишь одно: два дня назад ты просила меня выследить Каразиса и вернуть тебе меч, Скалливар — помнишь?

Она снова закрыла глаза.

— Помню. Это было лет тридцать назад. И ты выполнил мою просьбу.

— Да. — Его взгляд упал на легендарный меч, прислоненный к стене около очага.

— Богиня, посланная тобой, прошла по озеру у водопада. Мои полководцы видели это. Слух о чуде разошелся в народе, и люди стали стекаться под мое знамя. Я в большом долгу перед тобой, Талиесен. — Проговорив это, воительница погрузилась в глубокий сон.

Талиесен подошел к мечу, погладил рубин в эфесе и со вздохом вышел из пещеры на солнце. Богиня, шествующая по воде… о чем говорила эта женщина? Вот уже два дня он думает и не может придумать, как добиться того, что, по словам Сигурни, он уже совершил!

Он вновь вспомнил слова своего учителя Астела, сказанные много веков назад: «Относись к Вратам уважительно, Талиесен, если не хочешь лишиться разума. Ты должен понять, что это не просто двери, позволяющие расхаживать по времени взад и вперед».

О, как хорошо он понял это теперь! Талиесен оглянулся на спящую Сигурни. Сколько раз он видел, как она умирает? Тридцать, сорок?

«Всегда держись за Нить, мальчик мой, — говорил Астел. — За одну-единственную. Между двумя не ступай, ибо там таится безумие, таится отчаяние. Каждое мгновение прошлого рождает бесконечное множество будущих. Если перепутаешь их, погибнешь».

Несмотря на ветер, солнце светило жарко.

— Я перепутал их, Астел, — сказал старый друид, — и стал пленником будущего, которое невозможно понять. Зачем она здесь? Как были открыты Врата? Как я умудрился вернуть ей меч? Помоги мне, Астел. Я в растерянности, а моему народу между тем грозит гибель.

Не получив ответа, он с тяжелым сердцем вернулся в пещеру.

1

Касваллон, наблюдая за взятием Атериса, испытывал странное ощущение невсамделишности происходящего. С высокого склона, где он сидел, белый город казался игрушечным замком на зеленом ковре.

Враг нагрянул внезапно, часа три назад. Теперь из домов и башен валил черный дым, и долетавшие наверх крики звучали, как отголосок страшного сна после пробуждения.

Сузив зеленые, словно море, глаза, Касваллон смотрел, как зверствует неприятель. Печаль и гнев боролись в его душе. Он не питал любви к обреченным жителям города, которых считал изворотливыми и нечистыми на руку, однако бессмысленная бойня удручала его.

Этих захватчиков он видел впервые. Ему были в новинку рогатые аэнирские шлемы, двуострые топоры, овальные щиты со страшными багрово-черными рожами. Он слышал, конечно, что аэниры бесчинствуют где-то на юге, но не знал, что они воюют и с низинниками.

Да и откуда ему было знать? Клану Фарлен нет дела до нижнесторонних. Их древний, отважный горный род стоит наособицу. Жителям равнин нет хода в горы, и горцы с ними не смешиваются.

Только торговые дела их и связывают. Горцы поставляют говядину и шерстяные ткани, низинники — сахар, фрукты, железо.

Внизу пронзили и подняли на копье ребенка, девочку. Она кричала и билась. Это уже не война, а кровавая потеха.

Он отвел взгляд от страшного зрелища, посмотрел на горы — гордые и могущественные, они вздымали свои снежные шапки к небу. В середине высился одетый тучами Хай-Друин. Касваллон поежился, запахнувшись в бурый кожаный плащ. Говорят, что горные кланы немилосердны к пришельцам, и это чистая правда. Чужака, проникшего в охотничьи угодья клана, отправляли домой без пальцев на правой руке. Но так наказывали лишь браконьеров — то, что творилось сейчас в долине, не имело ничего общего со справедливым возмездием и было злом, вопиющим злом.

Касваллон вновь бросил взгляд на город. Там приколачивали к воротам одетых в белое старцев. Даже на таком расстоянии горец узнал в одном из них старосту, Башерона. Старик был не слишком честен, но такой смерти все равно не заслуживал.

Ни один человек, боги свидетели, не должен так умирать!

На равнине показались три всадника. Один тащил на веревке мальчика, которого Касваллон тоже знал. Гаэлен, сирота, промышляющий воровством. Горец сжал рукоять своего кинжала, глядя, как мальчишку волокут за конем.

Головной всадник в блестящем панцире и вороненом шлеме перерезал веревку. Мальчик побежал в сторону гор, и конные с копьями наперевес устремились за ним.

Касваллон медленно перевел дух. Рыжеволосый беглец подобрал камень, швырнул в ближнюю лошадь. Она взвилась на дыбы и сбросила всадника.

— Молодец, Гаэлен, — прошептал горец.

Другой воин, в белом плаще, пустил коня наперерез мальчику. Когда тот вильнул прочь, всадник ударил его копьем в спину. Третий воин добил Гаэлена, полоснув мечом по лицу, и все трое на рысях поехали к городу.

У Касваллона затряслись руки. Гнев и стыд снедали его.

Мыслимо ли творить такое с детьми?

Всего три недели назад Касваллон пригнал на рынок в западной части города двадцать длиннорогих бычков, уведенных двумя днями ранее у Паллидов. Весь рынок гнался за рыжим воришкой, который мчался во всю прыть по мощенной мрамором улице.

У гостиницы мальчишка взобрался наверх по плющу, сделал неприличный жест своим преследователям, взглянул на Касваллона и ушел не спеша, перескакивая с крыши на крышу. Касваллон усмехнулся. Воровской гонор этого парня был ему по нраву.

— Ну и крендель же этот Гаэлен, — хмыкнул рядом толстый мясник Леон. — В каждом городе хоть один такой, да есть.

— Куда только смотрят его родители?

— Они уж лет пять как померли. Мальцу тогда было лет девять-десять, не больше.

— На что ж он живет?

— Ворует. Я время от времени позволяю ему унести цыпленка. Только для виду бегу за ним и ругаюсь напропалую.

— Он тебе по душе?

— Да. Как и ты, негодяй этакий. Оба вы воры, оба мастера своего дела, но зла в вас нет.

— Спасибо на добром слове, — широко ухмыльнулся Касваллон. — Сколько дашь за паллидских быков?