Книга Простыми словами. Интервью - Ирина Коростышевская

Даже так?

Знаете, я часто, особенно по молодости, задавался вопросом: почему я родился именно у своих родителей? Почему пришел в этот мир через них? Наверно, такие вопросы интересуют каждого нормального человека. Пчелы помогли нашей семье выжить. За три года до начала войны в деревне Сухая Атя Ашинского района дед купил четыре семьи пчел, и урожай липового меда с каждой семьи у него доходил до пятидесяти килограммов. Началась война, дед ушел на фронт, а бабушка осталась с четырьмя маленькими детьми. У нее были только картошка и мед. Она собирала урожай, меняла мед на другие продукты, кормила медом каждый день детей. Все дети остались живы… Потом уже, в Трехгорном, когда мне было тринадцать лет, батя купил своих пчел и поставил меня ими заниматься. С той поры я прочитал бесчисленное количество книг по пчеловодству. Когда после школы поступил в Бауманку, с нетерпением ждал лета, чтобы приехать на пасеку. Потом служил, в Москве пчел завел, потом в Трехгорный пасеку перевез. Мне кажется, что я про пчел знаю все…

Урожай вашего меда больше пятидесяти килограммов?

В этом году получилось две тонны.

Куда же вы его деваете?

Дарю! Хотите, вам привезу? Разные люди любят мой мед во многих городах нашей страны. Моего меда нет только у Путина.

Почему вы поступили в Баумановский, а не в театральный?

Оба-на! Неожиданный вопрос! Вообще-то я собирался стать военным. Прошел все врачебные комиссии, вплоть до областной в Челябинске. Хотел поступать в Пермское ракетное училище, но в последний момент передумал, и мы с батей поехали в Москву. Поскольку школу я окончил с золотой медалью, на вступительных экзаменах мне нужно было сдать только физику. Я сдал ее на пятерку и поступил. Как, кстати, любят рассказывать артисты о том, как они приехали в Москву в рваных штанах, так же почти приехал и я, деревенский парень. Нас с батей поселили в общежитие, он переночевал одну ночь, утром мы сдали документы, и он уехал домой. Помню, как я пустил скупую мужскую слезу, провожая его на вокзале… Причем до этого я вроде не был слабаком — кротов в лесу ловил с седьмого класса.

Вы ловили кротов?

Почему вы так удивляетесь? В одиночку, в любую погоду. Продумывал тропы, много километров по ним проходил, расставлял капканы… И в дождь, и в грозу. Однажды, помню, пришел на место, а всю мою добычу похитила рысь…

Неужели вам не было страшно?

(Улыбается.) Конечно, было. Знаете, как говорят мудрые люди? Не боится и не сомневается только дурак и пьяница… Так вот, я продолжу про поступление — проводил папу, вернулся в общежитие, иду по длинному коридору, грустно, тоскливо на душе, навстречу парень в очках, постарше меня: давай силами померимся? Сели с ним за стол в моей комнате, руки на локоть поставили, ну я его и уложил, выиграл. Он спрашивает: каким спортом ты занимаешься? Отвечаю: хоккеем. Парень оказался третьим секретарем комитета комсомола института. Недели через две происходит смешной случай. Мы с ребятами покупали тогда молоко в треугольных бумажных пакетах, молоко выпивали, и в пакет наливали воду — такие маленькие бомбочки делали. Налил я как-то воду в такой пакет и бросил с восьмого этажа…

Ужас!

Ужаса, к счастью, не случилось. Пакет уже летит, а мужик, который проходил под окнами общежития, вдруг поднимает голову, и в окне восьмого этажа видит меня. Я попытался спрятаться, но он все равно вычислил номер моей комнаты и постучал в дверь. Деваться некуда, открываю, а на пороге стоит тот самый человек, с которым я на руках силами мерился, когда батя уехал. Он узнал меня, говорит: а я гири купил, тренируюсь. Как вы думаете, кто он сейчас?

Режиссер театра?

Нет, сильно холодно.

Первый секретарь комитета комсомола?

Ну почему вы не можете угадать? Он сейчас ректор МГТУ имени Баумана! Анатолий Александрович Александров. Мы увиделись с ним, когда мне вручали премию Правительства Российской Федерации. Вот такая жизнь интересная штука.

Разве физик может играть в хоккей?

А почему нет? Правда, сейчас временно не играю — год назад поскользнулся на льду, получил травму, даже сознание потерял. Надеюсь, скоро войду в форму. Но за нашу команду «Маяк Гранит», которая только формируется, болею очень. В прошлом году на разных турнирах команда завоевала шесть первых мест. Шестнадцатого октября будем играть в Ночной хоккейной лиге в Челябинске. Кроме того, примем участие в чемпионате Свердловской области. Для проявления личности очень важны равные возможности.

Вам снятся повторяющиеся сны?

Нет. Но сны порой бывают настолько неожиданными, что я начинаю задумываться — откуда они приходят? Снится, что на Луну собирается большая делегация, и я включен в ее состав. А так как я подчиняюсь Росатому, то почему-то прошу, чтобы мне разрешили взять с собой автомобиль «Геландваген». Мне разрешают, и на Луне я начинаю ездить на нем по лунным руинам.

Разве на Луне есть руины?

Нет, но во сне я еду именно по ним.

Вы когда-нибудь спрашивали у космонавтов, есть ли там жизнь?

Спрашивал. Они говорят, что в прямом смысле, в материальном, никого никогда там не видели, но большинство из них утверждают, что присутствие чего-то иного чувствуется. Даже в пространстве космического корабля.

Мне всегда было интересно, а у них есть примета посидеть на дорожку?

У них есть примета помочиться на колесо автобуса, который везет их на ракетный старт. Если уж вы начали разговор о чем-то, неподвластном разуму, расскажу вам историю, когда Раиса Максимовна Горбачева попросила своего мужа, чтобы он на даче Сталина в Кунцево приказал навести порядок. Горбачев вызвал Егора Лигачева, и они вдвоем поехали в Кунцево. Подмели во всех комнатах, вытерли пыль, и вдруг в одной из комнат увидели шкатулку. Начали ее открывать, она не поддается. Тогда Михаил Сергеевич говорит: Егор, принеси ломик. Лигачев пошел за ломиком, а Горбачев, не дожидаясь его, начал ковырять эту шкатулку. И вдруг шкатулка открывается, и из нее в полный рост появляется фигура Сталина — с трубкой во рту и раскачивающийся из стороны в сторону. Горбачев испугался, отхлынул, а подбежавший Лигачев спрашивает: Иосиф Виссарионович, а где у нас главный перестройщик?

Вы сталинист?

Нет. Я понимаю, что заставить народ работать можно только кнутом, одного пряника маловато, но сталинский метод слишком жестокий. Никакими коэффициентами не измерить количество страха, которое было тогда в стране. Возможно, для выживания страны это было нужно, но с точки зрения страдания людей — это ужаснейшая вещь. Людей держали в страхе, вынуждали писать доносы на друзей и соседей. Вынуждали делать то, что во все времена считалось подлостью. В споре между противниками и сторонниками Сталина объективности не будет никогда, но однажды столкнувшись с ситуацией, подобной тридцать седьмому году, я до сих пор вспоминаю ее с дрожью. Тридцать лет назад я нечаянно «наступил на ногу» одному товарищу в Трехгорном. Кошмар, который он мне устроил, врагу не пожелаю. Он собирал на меня досье, писал в Москву доносы, мстил, как умел.