Книга Курт Сеит и Шура - Нермин Безмен Нермин

Пока он мылся, мысли его были далеко. Он не мог вспомнить имя этой женщины. Не то чтобы это было важно, поскольку она была одним из его многочисленных приключений на одну ночь. Они вместе покинули очередной прием. Судя по качеству ее одежды и драгоценностям, она была не рядового разряда. Она, вероятно, появилась на приеме в сопровождении кого-то, того, кто, возможно, ее содержал.

Когда он брился, его мысли отвлеклись от нее и ее имени и он начал строить планы на поездку. Оставался час до встречи на вокзале. Он заторопился, обернул полотенце вокруг пояса и вышел в спальню, где увидел ее уже полностью одетой. Он взял немного одеколона из пузырька на комоде и побрызгал им лицо и шею. Затем спросил ее:

– Ты не хочешь принять ванну?

Она ответила кокетливо:

– Я никогда не принимаю ванну в одиночку.

Он улыбнулся, причесывая волосы. Мужу или любовнику этой женщины, кто бы он ни был, приходится мириться со многим, подумал он. Он был теперь снова обнажен и одевался, расхаживая по комнате. Женщина сидела на краю постели, разглядывая его с восхищением. Его волнистые волосы спадали волнами на лоб, а ровно подстриженные усы были каштановыми. У него были яркие темно-синие глаза, прямой нос, изгиб губ говорил как о достоинстве, так и об остроумии. Ямочка на подбородке подчеркивала и без того красивое лицо. Разглядывая его, женщина думала о том, как сильно хотелось бы ей встретиться с ним вновь, и вздохнула. Она хотела задать ему несколько вопросов, но он, теперь одетый в форму и сапоги, вышагивал по комнате туда и сюда, собираясь в дорогу, явно не замечая ее присутствия. Женщина следила за ним с изумлением. Разве не с этим мужчиной она разделила постель и провела несколько восхитительных часов? Она с грустью признала, что, несмотря на ловкие трюки, привязать его к себе не удалось. Сбитая с толку, она вздохнула снова и села на кровать. Из расписной шкатулки на комоде он достал кольцо и надел на палец, затем положил часы в нагрудный карман. Она восхищалась этими предметами прошлой ночью и спрашивала его о них, а он рассказал, что бриллиантовое кольцо с сапфирами было фамильной ценностью, а золотые часы с эмалью и рубинами – подарком царя Николая II. Она прекрасно разбиралась в драгоценностях.

Вскоре оба были готовы к выходу. Снаружи доносился топот копыт. Мужчина посмотрел в окно. Затем помог ей надеть меховое пальто, меховую шляпу и варежки. Надевая свои, он произнес:

– Теперь мы можем идти. Артем отвезет тебя домой.

Он погасил свет, взял чемодан и шагнул к двери. Она последовала за ним. Ей хотелось, чтобы он на прощание поцеловал ее и попросил о свидании. Она была немного сердита, что он вел себя так, будто между ними ничего не произошло.

Перед дверью на покрывавшем улицу снегу стояли две коляски. Увидев выходящую из дома пару, возницы бросились к обоим. Один возница подхватил его чемодан. Он повернулся к своей спутнице и сказал:

– Артем отвезет тебя к дому. Береги себя.

Он все еще не мог вспомнить ее имя.

Она решила попытать удачи:

– Мы встретимся снова?

– Все может быть.

Она подставила ему щеку для поцелуя, совершенно не смущаясь возниц. Внезапно она решилась на вопрос, который долго не давал ей покоя. Она застенчиво улыбнулась и спросила:

– Извини, не мог бы ты повторить, как тебя зовут?

Его здоровый смех разорвал тишину утра. Ясно, каждый из них немногое запомнит из прошедшей ночи, исключая, конечно, ее окончание. Он отдал ей честь, как будто они только что встретились, и медленно произнес:

– Эминов, поручик Сеит Эминов.

Когда возницы разъехались в разные стороны, Курт Сеит Эминов мгновенно позабыл рыжеволосую женщину, с которой провел прекрасную страстную ночь.

Глава 2

Москва
1916

С Красной площади в сторону Моховой ехала тройка, бубенцы звенели наперегонки с топотом копыт. Вдали колокола Спасской башни пробили восемь вечера.

В тройке рядом с отцом сидели две девушки в меховых пальто, шапках и варежках. Им было немного холодно, и они прижимались к отцу, наслаждаясь звуками и огнями волшебного города. Младшая, Александра, сидевшая справа, вынула руку из варежки и смахнула снежинки со светлых кос, выбивающихся из-под шапки. Она посмотрела на отца и встретила его улыбающийся взгляд. Она тепло улыбнулась в ответ. Погладив дочь по руке, Юлиан Верженский почувствовал себя хоть и усталым, но счастливым человеком. Затем он повернулся к Валентине, старшей дочери, сидевшей слева. Александра отвлеклась от окружавших красот и посмотрела на него. Каким усталым и изможденным выглядел ее дорогой папочка, но разве не из-за этого они приехали из Кисловодска?

Юлиан Верженский предпринял путешествие в сопровождении дочерей потому, что их семейный доктор настоял на полном обследовании в московском госпитале, в результате которого на следующий день могла потребоваться операция. Хотя Александра не понимала медицинских терминов, она догадывалась, что с легкими отца что-то не в порядке. Слова «операция» и «болезнь» пугали ее. Вся веселость слетела с нее, когда она представила, что может потерять отца. Она с трудом удержалась, чтобы не расплакаться.

А Юлиан Верженский рассказывал историю Москвы и Кремля:

– Первые стены Кремля были построены во время правления Дмитрия Донского. Часы на часовой башне были созданы сербским монахом из Афона…

Внезапно он прервал свой рассказ и повернулся к дочерям, которые грустно слушали его:

– Что с Шурочкой, почему в ее глазах слезы?

Шура улыбнулась, слегка смущенная тем, что ее застали врасплох. Она смахнула воображаемую снежинку с ресниц.

– Я думаю, что это снежинка попала в глаз.

Она улыбнулась. Ей хотелось, чтобы отец никогда не страдал. Отец спросил с беспокойством:

– Ты замерзла?

– Нет-нет, папочка, мне хорошо, поверьте.

– Московская погода, в отличие от кисловодской, сурова и холодна.

– Все равно она очень приятная.

Шура откинула голову и глубоко вдохнула холодный вечерний воздух, пахнущий снегом. Отец, улыбаясь, похлопал ее по руке и объявил, что они доехали до резиденции Боринских. Коляски въезжали в сад через огромные ворота и выстраивались, чтобы высадить пассажиров у широкой мраморной лестницы, ведущей в роскошный особняк, а затем выезжали через вторые ворота. Хорошо одетые женщины смахивали снег с мехов и изящно шагали вверх по ступенькам, придерживая одной рукой широкие юбки, а второй держа под руку также закутанных в меха элегантных спутников.

С того самого момента, когда они въехали в огромные ворота, Шуру охватил неописуемый восторг. Это был первый взрослый бал, на который она направлялась. Ей было всего шестнадцать. Ее сестра Валентина была на год старше и уже бывала на таких приемах в Кисловодске. По рассказам Валентины Шура знала, что на таких балах молодые, красивые и благородные мужчины будут выстраиваться в очередь, чтобы пригласить девушек на танец. Когда она поднималась по ступеням лестницы с отцом, ее сердце билось так сильно, что, казалось, вот-вот – и оно остановится. Она предчувствовала, что этой ночью должно случиться нечто особенное. Она не знала что, но внутренний голос обещал ей чудо. Миновав лестницу, в просторном вестибюле они сдали свои пальто и шляпы слугам во фраках, затем поднялись еще на три ступени, направляясь в огромный аванзал, из которого шли дальше, в бальный. Звуки музыки изнутри отражались в залах и коридорах и, нарастая, достигали их. В дверях большого зала церемониймейстер приветствовал гостей с важным видом человека, занятого серьезным делом. Он сделал два шага вперед, стукнул жезлом в пол и громким голосом объявил: