Книга Дочери аптекаря Кима - Пак Кённи

С незапамятных времен большая часть жителей Тонёна занималась морским промыслом, а если быть точнее — рыболовством и всем тем, что было с этим связано. Тонён известен в округе как основной поставщик морепродуктов. Хотя в близлежащих районах немало других морских рынков, мясо кита и морепродукты из Тонёна высоко ценились повсюду. Его жители всегда отличались особой предприимчивостью, да и рыбачили с завидным азартом. Поэтому с давних пор порт процветал. В городе жили также потомки древних родов и крупные землевладельцы, которым принадлежали земли вокруг Хадона и Сачона, но рыболовы Тонёна, более энергичные и успешные в делах, чем землевладельцы, заправляли всеми рыбными рынками и зарабатывали на этом немалые деньги.

Именно Тонён стал благоприятной почвой для зарождения и развития примитивного капитализма. Мечта о легком обогащении на контрабанде быстро распространилась среди народа и особенно повлияла на правящие слои общества этих мест. И в самом деле: настоящие несметные сокровища хранились в недрах океана, он же стал и причиной взлетов и падений, процветания и нищеты жителей порта. Говорят, что в старые времена разоренные янбаны[2] в поисках новой жизни доходили до Тонёна и, прежде чем тут поселиться, на холме перед городскими воротами снимали свои гат-шляпы[3] и вешали их на деревьях в знак того, что их прежний аристократический блеск не принесет им на новом месте никакой пользы. Неудивительно, что устои феодализма рухнули в Тонёне быстрее всего, и в нем начал царствовать свободный дух предпринимательства, так быстро заразивший людей жаждой обогащения и поклонения деньгам.

Эти края славились своими древними ремеслами, немного уступающими по своему масштабу рыболовству: изготовлением гат-шляп и производством инкрустированной перламутром мебели. Сейчас, наверное, уже не найти даже в самой глубокой деревушке гат-шляпу янбана, но во времена Чосон в Тонёне производили наилучшие гат-шляпы, конский волос для которых привозили с самого острова Чеджу-до. Неменьшую славу приносила городу и лаковая мебель, украшенная перламутровой инкрустацией, переливающейся всеми цветами радуги и кажущейся красивее самого жемчуга. С давних пор перламутр служил материалом для инкрустации шкафов, обеденных столов, трюмо, комодов и разных мелочей, вплоть до школьных принадлежностей. И по сей день случается, что уличные торговцы обычные столы выдают за тонёновские, настолько славилась своим изяществом работа из Тонёна. Развитие в Тонёне такого тонкого ювелирного и эстетического ремесла, как перламутровая инкрустация, казалось неуместным на фоне грубого и, можно сказать, дикого морского промысла, когда большая часть мужского населения зарабатывала себе на жизнь тяжелым морским трудом, женщины на берегу разделывали рыбу, обрабатывали ее для дальнейшего хранения и продажи. Но как знать, может, это удивительное искусство обработки перламутра и родилось из очаровательного сияния моря, а может, повлиял удивительный климат Тонёна, в котором поспевают золотые цитроны и пламенеют багровые камелии.

В 1864 г., когда был воцарен двенадцатилетний Ван Кочжон, его отец Тэвонгун, выполнявший обязанности регента при несовершеннолетнем монархе, захватил власть. После оккупации Корейского полуострова западными державами[4], повлекшей за собой глубочайший экономический кризис, власть захватила жена Кочжона, королева Мин и ее партия. Но это не избавило страну от внутренних беспорядков: в ней противостояли Китай и Япония, скрытая вражда между партиями королевы Мин и Тэвонгуна, конфликты между либералами и консерваторами. Параллельно росли внутрипартийные разногласия — в либеральной партии крыло прояпонцев настаивало на интересах Японии, а крыло в партии консерваторов, прозванное в народе партией «подхалимов», отстаивало интересы Китая. Все это день ото дня ухудшало положение Кореи. Судьба страны висела на волоске, и народ все больше страдал от голода и нищеты.

Тонён находился в одном из заливов полуострова Госандо, лежал в объятии гор Андвисан, с высоты которых открывалась величественная панорама на море, которое без устали бороздили бесчисленные корабли. Город находился в таком месте, где полуостров Госандо, словно перетянутый в талии, снова расправлялся, как веер. У подножия гор Андвисан расположились бок о бок два старинных здания — символы власти и военного искусства: городская администрация Донхон и военная казарма Себёнгван[5].

В Тонён вели пять ворот: северные Пукмун, южные Наммун, западные Сомун, восточные Донмун, а на юго-востоке города — ворота Сугумун. От от складских помещений порта виднелось побережье Дончуна, а слева, чуть подальше — гора Намбансан. Эти две окраины Тонёна обнимали порт, как двумя огромными руками, и хранили его в своих объятиях. Между побережьем Дончун и подножием горы Намбансан непрерывно курсировали паромы, перевозя жителей островов на материк. Из гавани порта был виден крохотный островок Гонджи с двумя высокими прямыми соснами. Можно было только изумляться, каким ветром занесло на него семена сосны? За островом Гонджи виднелся островок Хансан, с которого в хорошую погоду можно было разглядеть далекий остров Коджедо.

На запад от здания городской администрации, у подножия гор Андвисан, лежало село Ганчанголь. Недалеко от села находилось стрельбище для гуляк и транжир, а также Ттукджи — священное место для приношения жертв богу ветра Пунсин[6]. Между горой Андвисан и Ттукджи образовалось ущелье, в котором бил священный родник. Если подняться от Ганчанголя в гору, то можно было выйти к западным воротам Тонёна. Там, за городом, на одинокой вершине Двитдансан в густом бамбуковом лесу стоит часовня Чуннёльса, хранящая дух преданности и память о легендарном адмирале Ли Сун Сине, его подвигах и боевой славе. Здесь все по праву можно было назвать священной землей. Вдоль дороги, ведущей от часовни, густо разрослись очаровательные камелии. Весенней порой на них распускаются ярко-красные бутоны, и все здесь утопает в восхитительном буйстве красок. Невдалеке от дороги, как муж и жена, стоят два колодца села Мёнджонголь. В феврале месяце по лунному календарю, когда приходило время вознесения жертв богу ветра Пунсину, девушки на выданье, одетые в праздничные одежды, шли к колодцам за святой водой[7], там они всю ночь напролет прихорашивались, водили хороводы, пели и танцевали. Напротив горы Двитдансан возвышалась вершина горы Ансан, за которой на морском побережье ранней весной кишмя кишело огромное количество больших и малых крабов, а само море бурлило косяками анчоусов.