Книга Скрытые пружины - Уолтер Кенни

Деревенские девушки, нанятые с помощью нашей верной миссис Дин, экономки и кухарки в одном лице, не приходили в Хиддэн-мэнор более нескольких раз. Отдалённость дома от деревни и близость его к Лидфордскому ущелью, отсутствие подобающего штата прислуги и сама хмурая громада особняка с гуляющими по нему сквозняками пугали неотёсанных деревенских девчонок.

Да и моя мать, как я сейчас понимаю, с её кипучей энергией и горящими неестественным энтузиазмом раскосыми глазами не представлялась им почтенной госпожой, держащей себя прилично своему положению. После таких вспышек лихорадочной, но бестолковой деятельности, мать надолго уходила в себя, часами неподвижно лёжа на кушетке у огня, и долго ещё комнаты восточного крыла оставались разорёнными, вызывая гнетущее ощущение разрухи.

Вообще, только попав в дом моей добродетельной тётушки, я получила возможность понять, каким непохожим был уклад всей нашей жизни на тот, что должен был приличествовать положению семьи Вордсворт. Пока я была ребёнком, мне не приходилось сравнивать свою жизнь с чьей-то ещё, так как единственными людьми, окружающими меня, долгое время оставались лишь отец с матерью, наша немногочисленная родня и старая нянюшка.

Мой отец, старший сын в роду, получил блестящее образование в Лионском университете и титул эсквайра, а сразу после женитьбы на моей матери, урождённой Грейблум, и родовое поместье Хиддэн-мэнор. Только сейчас я начала понимать, как тяжело было юной Вирджинии с её живым и кипучим нравом после шумного Лондона свыкнуться с отшельнической жизнью в Дартмуре.

Особая красота сумрачных болотистых низин и поросших вереском холмов не трогала её душу, заставляя чувствовать себя одинокой и всеми забытой в нашем старинном уединённом доме. Трудно было себе представить более несхожих по своему складу людей, чем мои родители. В детстве меня не покидало чувство, будто мы живём в Хиддэн-мэнор временно, в ожидании далёкого путешествия к какой-то другой, сияющей, жизни. Несомненно, на возникновение моих детских ощущений повлияла мятущаяся натура моей матери, воспринимавшей дом отца как постылую темницу.

Но всё же, переняв природную живость характера от моей матери и склонность к уединённым занятиям от моего отца, я наслаждалась детской порой и всем, что могли подарить ребёнку, наделённому воображением, скалистые пустоши Дартмура. По большей части предоставленная самой себе, я часами играла с вымышленными героями нянюшкиных историй, рассказывать которые та была большая охотница.

Прожившая всю свою жизнь в поместье отца, няня Бейкер впитала мрачную атмосферу дома и знала множество старинных преданий, связанных с этой угрюмой местностью.

С раннего детства я засыпала под её рассказы о гадючьих людях, скрывающихся в Уистменском лесу, и призраке Белой Леди, скитающейся по Лидфордскому ущелью. Легенды о Зелёном человеке и своре призрачных гончих в сопровождении Старого Крокерна стали моими первыми сказками, а в девяти каменных осколках мне без всяческого усилия виделись прекрасные девы, осмелившиеся нарушить неуместным смехом течение древнего ритуала. Самой любимой моей историей было поверье о реке Дарт, в бурном течении которой путники слышали зов, заставляющий их бросаться в мутную воду и становиться пленниками демона, живущего в её глубинах.

После смерти моей бабушки, чопорной дамы, которую я видела всего лишь раз, и которая запомнилась мне благодаря напудренной бородавке устрашающего вида на кончике острого подбородка, мои игры обрели ещё одну участницу. До этого Элизабет с тётушкой Мод никогда не приезжали навестить нас в Хиддэн-мэнор, и мне затруднительно подобрать слова, чтобы описать радость от неожиданного обретения кузины, а впоследствии и участницы моих игр, и самой близкой подруги.

Появление в нашем доме холодным декабрьским утром тётушки Мод, такой хорошенькой в своей аккуратной меховой пелерине, заставило мою мать стряхнуть привычную апатию и, распахнув припухшие после сна глаза, кинуться с объятиями к незнакомой мне леди.

– Я приехала, как только смогла, – виновато проговорила нарядная дама, передавая пелерину нашей обескураженной горничной.

– Её…Больше нет? – запнувшись, спросила моя мать. – Мне никто не писал об этом.

– Ты же понимаешь, почему… – опустив глаза, тихо произнесла гостья и шагнула к матери, протянув к ней руки и с трудом сдерживая слёзы.

Пока они, плача и всхлипывая, обнимали друг друга, ко мне приблизилась серьёзная девочка, которую я не сразу заметила, находясь в недоумении от неожиданных событий. Раньше я никогда не видела таких чудесных и нарядно одетых леди, поэтому отчего-то решила, что к нам в Хиддэн-мэнор пожаловала сама Её Величество. Вот только меня смущало, что выглядит гостья слишком молодой и цветущей, а королеву на портретах изображают старой и одутловатой.

От этой мысли меня отвлёк тонкий голосок девочки, которая протянула ко мне руки и произнесла с чрезвычайно серьёзным выражением:

– Меня зовут Элизабет Пристли. Я ваша родная кузина, поэтому мы должны любить друг друга. Приношу вам своё соболезнование. Но эта потеря не должна сломить ваш дух, потому что отец говорит, мы не вправе роптать и порицать божью волю.

С трудом произнеся эту длинную тираду, она наклонилась ко мне и прикоснулась прохладным лицом к моей щеке. Пахло от неё, будто от куска нового мыла в шуршащей обёртке, а кожа была такой белоснежной, что я сразу отпрянула назад, испугавшись, что испачкаю её, и нарядная леди рассердится на меня. Ежеутренние ледяные омовения не входили в число моих любимых занятий, и кувшин с водой частенько оставался в моей спальне с нетронутой корочкой льда, а кусок мыла – сухим.

Девочка сделала маленький книксен, а я не нашлась, что на это ответить, потому как не была уверена в значении слова «соболезнование». В ответ я с силой сжала её маленькие холодные руки и застенчиво произнесла:

– Хорошо. Будем любить друг друга.

Могла ли я знать, что это рукопожатие положит начало узам крепкой дружбы и искренней приязни, в которых, на самом деле, я так отчаянно нуждалась? В тот момент я думала лишь о том, как не оттолкнуть эту необыкновенную девочку с удивительно нежной кожей и блестящими каштановыми кудрями.

Местность, в которой я росла, населяли большей частью простые грубоватые люди с широкими обветренными лицами, поэтому кузина Элизабет показалась мне ангелом, выбравшим слишком хрупкую оболочку для посещения нашего унылого края.

Дом в одночасье показался мне грязным, пыльным и обветшалым, будто рассеялись чары и сказочный замок превратился в руины. Я разом увидела и покосившуюся лестницу с рассохшимися ступенями, и небрежно вычищенный камин с рассыпанной вокруг решётки золой, и даже застарелое пятно от яичного желтка на мятом утреннем халате матери.

Я отметила про себя, как нарядная тётушка Мод чуть заметно покачала головой, выражая неудовольствие, когда неприветливая Абигайль с оттопыренной нижней губой неловко приняла у неё мокрую пелерину. Чуть позже тётушка смерила быстрым оценивающим взглядом и убранство нашей столовой, и накрытый для чаепития стол. Когда же её взгляд обратился ко мне, то я уже была готова провалиться сквозь землю от жгучего стыда и за растрёпанный вид матери, какой она всегда имела по утрам, и за собственное грязное лицо и несвежую одежду.