Книга Религия бешеных - Екатерина Рысь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нацболы давно сеяли ветер. И уже начали пожинать бурю. Их урожай: в 2007 году партию вообще запретили. До этого лихие сюжеты о НБП часто мелькали на телеэкранах. То политиков забрасывают яйцами и майонезом: и Вешнякова, и Касьянова, и Грызлова. Всех уже не упомнишь! То приковываются наручниками в выставочном зале аж самого Кремля, то к воротам на Красной площади, то на балконе германского торгпредства или на крыше российского Министерства юстиции. По-альпинистски свеситься с антиправительственным плакатом из окна гостиницы «Россия» — сам Бог велел… То запираются на смотровых площадках башен — в Севастополе и Риге. Пытаются заступиться за притесняемых русских. И огребают за «терроризм» большие сроки…
Не успевают пенсионеры осознать, что их кинули с льготами, а нацболы уже обрушивают свой гнев на Минздрав и попросту захватывают кабинет Зурабова в августе 2004 года. А потом в декабре вторгаются в приемную администрации президента и «просят» его как-то смягчить, что ли, участь вверенного ему народа…
Их-то собственную участь, похоже, никто не смягчит. Потому что дальше любителям новостей телевизор рассказывает о бесконечных судебных заседаниях и присужденных тюремных сроках.
Вспомнили? Это не те русские экстремисты, которые убивают в подворотнях. Это те, которые пытаются защитить нищих стариков от бесчеловечных экспериментов властей. Чувствуете разницу? Во время всех «ужасных» нацбольских беспорядков не лилась кровь. Разве что их собственная. А их ведь уже убивают…
В логово вот этих радикалов я однажды без зазрения совести и просочилась. На революцию приглашения не требуется. Пришла — и осталась. В те дни перед выборами в бункер съезжался народ со всей страны. Многие из тех, с кем мы варились тогда в одном котле, благополучно сели. НЕ сесть — было сложнее. Но у меня была другая задача: посмотреть — и вернуться…
Посмотрела… Я честно жила в сюрреалистичном бункере-подвале, вскакивала в пять утра — и отправлялась вместе с тремя десятками оборванцев на мороз клеить запрещенные листовки: «Гражданин! Не ходи на выборы!» Муравей революции… Меня арестовывали, закрывали в ментовке. «Бункер-ские бомжи» ржали: Рысь в милицию ходит, как на работу! Ну да, каждый день…
Свидетелем захвата Минюста в начале декабря 2003 года я оказалась случайно. Куда идем, не объяснялось. Подходим — а наши уже на крыше особняка за забором развернули транспаранты и скандируют лозунги. «Мы вас научим конституцию любить!» Далеко слыхать. Класс… Это уже были солдаты революции. С крыши их всех поснимали. Устроив погоню и свалку, кубарем прокатившись по мостовой, похватали и людей, глазеющих внизу. Я смотрела остолбенев. На моих глазах «конкретное винтилово» происходило впервые. Это зрелище отрезвляет. Где-то в свалке растоптали мои розовые очки. Как будто это не их растоптали в 93-м… Почему меня не повязали, я не знаю. Ну да, я не висла на заборе… Девятнадцать арестованных хохотали в камерах: «Гражданин начальник, еще одной не хватает!»
Я честно шла одним с ними «поприщем». Ломало меня при этом страшно. «Мыши плакали, но жрали кактус…» Я честно огребала НЕ ЗА СВОЕ!
Я отказывалась понимать, куда они идут…
Бункер… Совершенно перевернутый мир… Подвал, провозгласивший себя вершиной мира… Единственное, что облагораживает человека, — стремление к идеалу. Здесь же — территория, свободная от такой «ерунды». Здесь, наоборот, пытаются нивелировать весь остальной мир до своего уровня. Который очень невысок… На мир смотрят с усмешкой: мы его не устраиваем? А мы тогда его разрушим… Здесь живут по принципу: не можешь вписаться в эту жизнь — начерти свою систему координат. А себя сделай точкой отсчета. Тебе велик костюм мирозданья? Перекрои его под себя, смело по-обрезав все лишнее. Тогда автоматически сможешь весь остальной мир заклеймить последними словами, а себя провозгласить пупом земли. Да хоть самим Богом…
Все равно Его нет. Ты отменил Его, сидя в подвале на кухне и хлебая быстрорастворимые макароны из бомжпакета. «Слава партии!» Это выдыхают вместо обязательной молитвы. Хором — и поодиночке. Каждый — в сердце своем… Твой старший товарищ знает только один тост: «За вождя…» У тебя мудрые руководители, это те же люди, что в свое время создавали сверхъестественно успешные секты… Здесь партия — твой бог, а «Слава партии!» — твоя священная молитва. За твоей спиной — кирпичная стена с намалеванной на ней квинтэссенцией нацбольского стиля: «Все заслуги перед партией аннулируются в полночь!» Ты — кирпич в этой стене…
И ты встаешь задолго до рассвета — и в цепочке других таких же черных муравьев опять крадешься во враждебный внешний мир, чтобы попытаться подточить его устои. Где-то под ногтем чудовищного монстра — государства — снова трепыхнется молчаливое и упрямое жалкое «дитя подземелья». Вспыхнет как спичка. Сгорит за секунду. В пожаре революции… Жертвенность здесь катастрофическая. Противоестественная. От тебя давно уже никто не слышит философских рассуждений о революции. Ты просто встаешь — и идешь. На мороз, в темень, в ежесекундную удушающую опасность. На запрограммированный провал. Вообще ничего не требуя взамен. Ах да. Бомжпакет. Ты съедаешь его молча. Те, кто философствует, не встают в пять утра. Ты же — просто кирпич в стене…
Это не моя фраза. Одного старого нацбола…
Зимой 2004 года события приняли трагичный оборот, и Бункер начал осаждать ОМОН. Запершиеся внутри нацболы вдруг поняли, глядя на зарешеченные подвальные окна, в которые щедрыми клубами вплывал с улицы слезоточивый газ: «Весь остальной мир — уже за решеткой. Здесь — последний островок свободы». 5 марта 2004 года Остров свободы на 2-й Фрунзенской неизбежно пал…
Надо ли говорить, что я успела выскользнуть из этой мышеловки буквально накануне начала осады?..
Все уже усвоили: национал-большевик — уличный боец, непримиримый борец с режимом, с системой, с репрессивной и антинародной политикой властей. Занятый революционным творчеством. То есть не сидящий дома с книгами про Че Гевару, а творящий революцию на гребне событий по велению момента и души. «Да здравствует НБП творческая, борющаяся, находящаяся в конфликте с властью. Участвующая с народом в его волнениях и страданиях». На этом фоне полсотни нацбольских зэков преподносились руководством партии не как трагедия, что логично для нормальных людей, а как достижение, а это уже одержимость на грани невменяемости: «НБП совершила больше подвигов, чем какая-либо другая партия. Недаром у нас 47 человек сидят в тюрьмах».
«А конфронтация с властью желательна, ибо за пять лет Кремль доказал, что не хочет делиться с народом ни свободами, ни богатствами страны. Нужен последний и решительный бой, его-то мы и добиваемся». Эдуард Лимонов в 2005 году делал ставку на коалицию со всеми оппозиционными партиями против Кремля…
Национал-большевизм изначально — попытка скрестить ужа и ежа. Традицию и революцию. Селекцией еще в Гражданскую войну занялся некто Устрялов — «примиритель, смирившийся с тем, что революция произошла, и занявшийся обоснованием ее легитимности». Он пытался примирить и породнить большевизм с Россией и всей ее предыдущей жизнью, втащить в оголтелую революцию багаж русских традиций. Двубортную «Традицию и революцию» предложил один современный философ Эдуарду Лимонову в качестве оболочки для нового партийного движения. «Левые», социальные, идеи прочно увязали с «правыми», национальными, родословную партии можно было проследить из любой точки в русской истории. Революция произрастала из традиции… Широкая получилась идеология, игрушка-трансформер. Трактуй как хочешь. Как будто и вовсе нет ее… Исповедуй что хочешь. И сам будь кем хочешь, от коммуниста до фашиста. Контингент — слишком яркая творческая молодежь, которой тесно в обыденности и страшно одиноко в холоде реальности. И просто страшно. Это даже не Ноев ковчег, где каждой твари по паре, а Вавилон…
