Книга Рейс на Катар (сборник) - Николай Мамаев

Во второй половине августа Пряник получил еще одно письмо от Пьера, совсем небольшое и сдержанное. Чувствовалось, что возникли проблемы, о которых Пьеру не хотелось распространяться. Расстроенный Пряник в тот же вечер нацарапал такой же лаконичный и сдержанный ответ и отправил обычным письмом на следующее утро. Неделю он пил, не просыхая. К нему вернулось состояние «мыльного пузыря», раздражительность и апатия. Пряник резко отказался от алкоголя, но тревожное состояние не спешило проходить. «Значит, проблема гораздо глубже, чем я предполагал», – решил Пряник. Недолго думая, он записался на прием к доктору Уотерпруфу, психотерапевту, который специализировался на тревожных расстройствах и прочих неврозах.

Под врачебный кабинет Уотерпруф приспособил одну из комнат старого особняка Зелинских, небольшого и немного обветшалого деревянного строения розового цвета, тонувшего в зелени Липового бульвара. Окрестности особняка, богатые разнообразной флорой, были овеяны дымкой некой безмятежности, потусторонним спокойствием, окутывающим забредшего сюда путника. Сам Уотерпруф, хихикая в окладистую белоснежную бороду, объяснял этот «феномен» банальной игрой света и тени, а также воспаленным, слишком чувствительным воображением пациентов психотерапевтического кабинета. Уотерпруф был старым другом семейства Пряниковых. Время от времени он консультировал Пряникова-старшего в вопросах ведения бизнеса, помогал ему с подбором персонала, когда требовалось – оказывал психологическую поддержку. Пряник познакомился со стариком, когда тот был приглашен к обеду по случаю празднования пятидесятипятилетия отца. Уотерпруф показался ему весьма занятным чудаком, который вместо зубочистки использует канцелярскую скрепку, потешно хихикает в бороду и к каждой своей фразе прибавляет дурацкое «так сказать»: «Один мой хороший, так сказать, знакомый, так сказать, утверждает, что собаки, так сказать, в силу неких своих физиологических особенностей не могут, так сказать, глядеть вверх… знаете ли, – тут он выдерживал паузу и начинал хихикать: – Абсурд, господа, какой абсурд…»

За два с лишним года, что минули с тех пор, Уотерпруф почти не изменился. Он сидел за небольшим деревянным столиком белого цвета, не изменяя старым традициям, ковырял скрепкой в ухе и лениво зевал. Справа на тумбочке аккуратно в ряд были расставлены канцелярские папки, плотно набитые историями болезней и бухгалтерскими отчетами. Уотерпруф, не перебивая, слушал Пряника, время от времени рисовал непонятные закорючки в блокноте перед собой и по истечении получаса – именно столько длилась исповедь пациента – выписал ему прозак и посоветовал больше времени проводить на открытом воздухе:

– Я бы на вашем месте, так сказать, больше времени проводил в парке, пляж тоже подходит… ну и конечно же, бег трусцой – для поддержания физической формы, так сказать. В здоровом теле – здоровый дух! Передавайте привет батюшке…

Спустя неделю тревога начала отступать, но состояние общей подавленности не отпускало. 27 августа пришло новое письмо от Пьера, в котором тот сообщал, что перенести отпуск не удалось, он прилетит в Кламат третьего ноября, билеты у него на руках. Несказанно обрадованный этим известием, Пряник откупорил бутылку Beaujolais nouveau, расправившись с которой принялся за Ballantine’s Gold Seal. Празднование растянулось на неделю. Незаметно для Пряника наступила календарная осень. Голова раскалывалась, вернулись чувство тревоги и апатия. Пряник вспомнил про прозак и седобородого доктора «Так сказать». Захотелось сменить обстановку. Пряник запрыгнул в «Фатон», включил на полную катушку Эрика Стрипа и под аккомпанемент его душераздирающих завываний покинул центр Кламата, для того чтобы на некоторое время уединиться в пригороде. За пентхаусом он попросил «присмотреть» Люси. Та охотно согласилась выполнить его просьбу.

Великолепный «Блу Берд» приземлился в аэропорту Кламата ровно в полдень. Они с Пьером встретились в зале ожидания. Пряник едва не прыгал от переполняющих его эмоций, Пьер, казалось, был чем-то встревожен. Оба изысканно одетые и молчаливые, они направились к выходу из здания аэропорта. Позади, таща за собой увесистый черный чемодан, семенил служка. Пьер намеревался занять номер в скромном «Паласе», но Пряник настоял на том, чтобы он остановился в его пентхаусе. Кроме того, Прянику очень хотелось, чтобы Пьер познакомился с Крошкой Люси.

Но Крошки Люси не оказалось на месте (Пьер познакомился с ней на следующее утро). Очевидно, убежала на очередное свидание с кинорежиссером. По огромной кровати было раскидано ее нижнее белье, на полу валялся измятый красный сарафан. Похоже, Люси собиралась впопыхах. Пьер разложил чемодан и отправился в душ. Ближе к вечеру, придя в себя от длительного перелета, он рассказал о причинах своего беспокойства.

Волнения в Катаре начались через несколько дней после того, как либеральный и слишком мягкий Роден покинул пост главы государства, уступив место молодому и амбициозному Шейду, известному своей жестокостью, религиозным фанатизмом и, как следствие, крайне радикальными политическими взглядами. Первым указом Шейда на новом посту был запрет на межэтнические браки. В скором времени последовали и другие запреты: гомосексуализм был объявлен вне закона и карался смертной казнью, любая критика в адрес работы членов нового правительства могла расцениваться как подстрекательство к мятежу и влекла за собой уголовную ответственность, за применение физической силы по отношению к сотруднику министерства внутренних дел полагался расстрел. Кроме того, обязательным стало соблюдение религиозных постов. После введения ограничения на продажу алкоголя большинство мелких кафешек и ресторанчиков обанкротились. Ходили слухи, что границы могут быть вот-вот закрыты. Многие в спешке начали собирать вещи и покидать Катар. Несмотря на аресты, светская часть общества продолжала открыто выражать свое недовольство, митингуя перед зданием правительства.

Пряник слушал и чувствовал, как шевелятся волосы на голове от этого жуткого рассказа. Кто бы мог предположить здесь, в благополучном демократическом Кламате, что где-то к власти все еще приходят тираны вроде Шейда. Разве такое возможно в наши дни? Он и Пьер сидели в джакузи, окруженные приятным клокотанием, неспешно потягивали «Кристалл». Пряник предложил Пьеру остаться: они могут жить здесь вдвоем. Слегка опьяневший Пьер тяжело вздохнул и отрицательно покачал головой:

– К сожалению, не все так просто, мой друг. Мне придется вернуться в любом случае. Я не могу бросить мать.

– Но ты можешь вернуться за ней и привезти сюда! Здесь поселится вся твоя родня, если это потребуется! Места хватит на всех! – воскликнул Пряник.

– Кроме матери, у меня никого нет. Благодарю за столь великодушное предложение, мой друг, – Пьер скромно улыбнулся.

– Ты должен попробовать! Ради своей же безопасности! Ради нас! – не унимался Пряник.

– Клянусь, сделаю все, что в моих силах, – прошептал Пьер и придвинулся ближе к любовнику, – ну а сейчас я помогу тебе расслабиться.

12 ноября 7:40 вечера

Двое молодых людей покидают роскошные апартаменты. Один из них небрежно волочит за собой большой черный чемодан, другой – тот, что повыше ростом, – идет рядом, засунув руки в карманы плаща. На лицах обоих волнение. Они заходят в лифт и опускаются на первый этаж. Преклонного возраста консьерж учтиво кланяется господам. Господа тем временем выходят на улицу, продуваемую тревожным осенним ветром. Молодой человек с чемоданом на мгновение останавливается, для того чтобы поднять ворот короткого черного пальто. Его ухоженные тонкие брови сходятся на переносице. Он что-то говорит своему спутнику, о чем-то спрашивает его. В ответ тот вскидывает руку в направлении газетного киоска, рядом с которым стоит роскошный автомобиль. Молодой человек, тот, который остановился, чтобы поднять ворот пальто, вновь хватается за ручку чемодана. Оба изящной неторопливой походкой плывут по направлению к роскошному автомобилю.