Книга Тайны черных джунглей - Эмилио Сальгари
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он нахмурил лоб, и глубокий вздох, похожий на сдавленное рычание, замер на его пересохших губах.
— Что с тобой, хозяин? — спросил Каммамури. — Тебе плохо.
— Нет, ничего.
— Но ты во сне жаловался.
— Я?..
— Да, хозяин, ты говорил о странных видениях.
Горькая улыбка показалась на губах Тремаль-Найка.
— Я страдаю, Каммамури, — сказал он, покачав головой. — О я очень страдаю!
— Я знаю, хозяин.
— Откуда?
— Уже две недели я наблюдаю за тобой. Ты грустен, молчалив. Никогда ты не был так печален.
— Это правда, Каммамури.
— Что же так угнетает тебя? Может, тебе надоело в джунглях?
— Нет, Каммамури. Здесь, в этих зарослях, среди этих болот, на земле тигров и змей, я родился и вырос, здесь я и умру.
— Но тогда в чем же дело?
— Есть женщина, видение, призрак!
— Женщина! — удивленно воскликнул Каммамури. — Ты сказал, женщина?
Тремаль-Найк утвердительно качнул головой и с силой прижал руки ко лбу, как бы желая прогнать гнетущие мысли.
Несколько минут возле хижины царило мрачное молчание, едва прерываемое журчанием реки, разбивающейся о берега, да стонами ветра, раскачивающего верхушки бамбука.
— Но где ты видел эту женщину? — наконец спросил Каммамури. — Неужели здесь, в этих джунглях, единственные обитатели которых — змеи и тигры?
— Я видел ее в джунглях, Каммамури, — сказал Тремаль-Найк тихим голосом. — Был вечер — о я не забуду его никогда, этот вечер, Каммамури! Я подкарауливал змей на берегу ручья, там, в самой гуще бамбука, когда в двадцати шагах от меня, за кустом с кроваво-красными цветами появилось видение — женщина, прекрасная, сверкающая, горделивая. Я никогда не думал, Каммамури, что на земле может быть такое прекрасное существо, что небесные боги способны создать его.
У нее были живые черные глаза, белоснежные зубы, чуть смуглая кожа, от ее темно-каштановых волос, волнисто спускающихся на плечи, исходил нежный аромат, который пьянил меня.
Она взглянула на меня и, издав долгий, мучительный стон, тут же исчезла. Я чувствовал, что не способен двигаться и, завороженный, лишь протянул руки к возникшему передо мной видению. Когда же пришел в себя и принялся искать ее, в джунглях спустилась ночь и все скрылось во тьме.
Что это было: живая женщина или небесный дух — я так и не знаю.
Тремаль-Найк умолк. От охватившего его возбуждения он дрожал, как в лихорадке.
— Это видение стало для меня роковым! — с болью воскликнул он. — С того вечера я стал другим человеком, в моем сердце разгорается какое-то страшное пламя! Этот призрак точно околдовал меня. Когда я в джунглях, она все время у меня перед глазами, на реке я вижу, как она скользит впереди моей лодки. Мои мысли все время только о ней; и во сне, и наяву передо мной только она. Мне кажется, я схожу с ума.
— Ты пугаешь меня, хозяин, — сказал Каммамури встревоженным тоном. — Кто бы это мог быть?
— Не знаю, Каммамури. Но она была прекрасна. О, необыкновенно прекрасна! — страстно прошептал Тремаль-Найк.
— Может, это был дух?
— Возможно.
— Или божество?
— Кто может это сказать?
— И ты больше никогда ее не видел?
— О нет, я видел ее еще много раз. На следующий вечер, в тот же час, сам не знаю как, я оказался на берегу ручья. Когда луна засияла над темным лесом, это горделивое создание снова появилось среди тех же кустов.
— Кто ты? — спросил я ее.
— Ада, — ответила она. И исчезла, издав такой же стон. Мне показалось, что она провалилась сквозь землю.
— Ада! — воскликнул Каммамури. — Это что, имя?
— Это имя, но не индийское.
— Она добавила еще что-нибудь?
— Нет, ни слова.
— Это странно. Я бы на твоем месте, хозяин, никогда больше туда не вернулся.
— А вот я вернулся. Какая-то неодолимая сила против моей воли снова толкала меня. Несколько раз я пытался бежать, но мне не хватало сил сделать это. Я тебе сказал, меня точно околдовали.
— А что ты испытывал в ее присутствии?
— Не знаю, но сердце мое билось очень сильно, я ощущал какой-то сладкий восторг.
— А раньше ты не испытывал такого чувства?
— Никогда, — сказал Тремаль-Найк.
— И сегодня ты видел это создание?
— Нет, Каммамури. Я видел ее десять вечеров подряд; в один и тот же час она являлась перед моими глазами, молча смотрела на меня и тут же бесшумно исчезала. Один раз я сделал ей знак приблизиться, но она не двигалась; в другой раз я открыл рот, чтобы заговорить, но она приложила палец к губам.
— И ты никогда не следовал за ней?
— Нет. Эта женщина внушала мне страх. Две недели назад она появилась передо мной, одетая в красный шелк и смотрела на меня дольше, чем обычно. А на следующий день напрасно я ждал ее, напрасно звал — она больше не появилась.
— Странное приключение, — пробормотал Каммамури.
— Ужасное, — сказал Тремаль-Найк глухим голосом. — Я сам не свой с тех пор, я места себе не нахожу. Я чувствую страстное желание снова увидеть это видение, которое околдовало меня!
— Значит, ты любишь ее.
— Люблю ее! Я не знаю, что значит это слово.
В этот миг на юге, среди огромных болот, простиравшихся там, раздалось один за другим несколько странных протяжных звуков. Маратх побледнел и резко вскочил на ноги.
— Это рамсинга![2]— с ужасом воскликнул он.
— Что с тобой? — спросил Тремаль-Найк.
— Ты разве не слышал рамсингу?
— Да. Ну и что из этого?
— Она предвещает несчастье, хозяин.
— Глупости, Каммамури.
— Я никогда не слышал, чтобы в джунглях звучала рамсинга, кроме той ночи, когда был убит бедный Тамул.
При этом напоминании легкая тревога появилась на лице Тремаль-Найка.
— Не бойся, — сказал он, стараясь казаться спокойным. — Ты знаешь, как много индийцев умеют играть на рамсинге. Возможно, какой-то охотник вслед за нами забрел в эти джунгли.
Но едва он проговорил это, как жалобный вой собаки, а вместе с ним короткий тигриный рев раздались внутри хижины.
— Ах! Хозяин! — вскричал Каммамури. — Собака и наша тигрица тоже чувствуют беду.
— Дарма! Пунти! — позвал Тремаль-Найк.