Книга Древний Кавказ. От доисторических поселений Анатолии до христианских царств раннего Средневековья - Чарльз Берни

Сравнительно небольшие климатические изменения могли иметь непропорционально обширное влияние на климат региона в целом. Особенно это касается роста и уменьшения озер. Такие перемены могли повлиять на озеро Урмия (его глубина сегодня нигде не превышает 100 футов (30,5 м)), которое имеет большие участки мокрых солончаков весной. На Анатолийском плато есть обширные дренажные системы – в районе Коньи, Соленого озера и на водосборных площадях озер вдоль северного подножия Тавра. Существуют свидетельства, поддерживающие теорию о том, что там в ранний послеледниковый период располагались крупные озера, впоследствии радикально уменьшившиеся или исчезнувшие совсем. Следствие – аллювиальные отложения[4]. Такие обширные массы воды предполагают более низкое испарение, чем в наши дни, соответствующее более низкой средней температуре. Их влияние на климат, вероятно, было весьма значительным. Однако только небольшого уменьшения количества осадков и подъема средней температуры оказалось достаточно, чтобы осушить земли, ранее находившиеся под водой постоянно или сезонно. При падении годового числа осадков ниже 12 дюймов (30,5 см) прекращается рост даже деревьев, корни которых уходят глубоко, вызывая к жизни еще один фактор, способствующий засухе и эрозии. Таким образом, современные условия, существующие на большей части Центральной Анатолии, возможно, могли сформироваться очень быстро. Равновесие между засушливостью и достаточным для роста деревьев количеством осадков, между полупустыней и степью, и условиями, пригодными для примитивной обработки почвы, на Ближнем Востоке всегда было тонким и слишком слабым, и уж точно в послеледниковый период. Это хрупкое равновесие не могло не повлиять на распространение лесов на большей части Анатолии и Кавказа, хотя в горных районах, вероятно, главными причинами обезлесивания и последующей эрозии все-таки стали вырубка деревьев и содержание на подножном корму коз. Начавшись, этот процесс имеет тенденцию к ускорению, поскольку почва утрачивает способность удерживать влагу и больше не скрепляется со склонами горы корнями деревьев, кустарников и трав. Археологические свидетельства, такие как находка оленьих рогов в районе хеттской столицы Богазкёй (Хаттусас), указывают на существование лесов, которые не сохранились до наших дней. Еще более явное свидетельство – большой диаметр и огромное количество бревен, используемое в таких сооружениях, как сгоревший дворец Бейджесултана, слой V, что на юго-западе Анатолии[5]. Деревянные каркасные конструкции, до сих пор широко использующиеся в горных районах Ближнего Востока, отличает заполнение пространств между балками глинобитными кирпичами или камнями в глине. Но размеры современных бревен представляются очень скромными в сравнении с теми, из которых строились доисторические здания. И самым распространенным деревом считается тополь, который быстро растет вдоль берегов рек и водоемов. Одним из самых впечатляющих сохранившихся памятников, подтверждающих богатый плотницкий опыт древних жителей Анатолии, является деревянная погребальная камера в Гордионе, открытая в 1957 г.[6] Все сказанное подводит нас к одному общему выводу: леса, которыми была покрыта значительная часть Анатолии и, вероятно, также гор Загрос, за последние три или четыре тысячелетия сильно уменьшились, особенно явно после эллинистического периода. Вдоль Понтийских хребтов и на Кавказе, однако, леса уцелели. Они растут в зоне, где выпадает намного больше осадков, чем на ныне лишенном лесов Анатолийском плато и в бассейне Урмии.

Модели поселений в горах, сохранившиеся на протяжении продолжительных периодов, а также особенности пахотного земледелия, овцеводства и скотоводства почти нигде не изучались – за исключением Советского Союза. Прямые свидетельства – найденные во время проведения раскопок кости животных – являются самыми осязаемыми критериями, без которых теории эволюции и изменения моделей горных поселений беспочвенны. Изучая кости животных доисторических культур, советские археологи достигли больших успехов, в первую очередь в Закавказье[7].

Палеоботаника обеспечила нас свидетельствами, пролившими свет на процесс раннего выращивания пшеницы (двузернянки и однозернянки) и двухрядного ячменя, с последующими мутациями, результатом которых стало улучшение «сорта», но проблема исходных географических источников диких зерновых культур, найденных при раскопках ранних поселений, все еще ожидает решения. Представляется, что ничего не изменится, пока не будет разработана посвященная такой задаче обширная программа ботанических исследований[8]. И если наличие дикой пшеницы далеко на востоке, в том числе в Афганистане, может считаться признаком существования по крайней мере одного очага раннего земледелия в тех местах, то отсутствие до настоящего времени найденных античных поселений, сравнимых с Чатал-Хю-юком, что в районе Коньи, не говоря уже об Иерихоне, снижает значимость этих открытий. Остатки незлаковых растений очень важны для ученых. Анализы пыльцы используются не только для сравнительной хронологии и палеоклиматологии, но также для подробного описания флоры конкретного поселения.

Считается, что любое поселение должно находиться возле надежного источника воды – реки, озера или ключа, причем последние в большом почете у сегодняшних анатолийских крестьян, которые удивительно привередливы к качеству питьевой воды. Иллюстрация тому – популярный рассказ о железной двери, за которой оказалась серебряная дверь, за ней – золотая, и только потом – холодная вода. Кто сказал, что их предки, пусть даже во времена неолита, не ценили чистые холодные источники? Их важность в религии доисторической Анатолии, в которой почиталось много божеств, связанных с источниками питьевой воды, предполагает, что такое отношение преобладало по крайней мере во 2-м тыс. до н. э. Поскольку такие ключи чаще находят по краям окруженных горами долин (а не в их центре), там и строили поселения.

Помимо воды, местоположение ранних населенных пунктов определяли примитивные земледелие и скотоводство, а также охота. В более поздние периоды, особенно в железном веке, необходимость в обороне одного поселения или нескольких часто приводила к строительству на горных уступах или возвышенностях с максимальным использованием естественных средств защиты. Почти во всех обнаруженных подобных пунктах производились гончарные изделия, иногда при раскопках находили и другие предметы, указывающие на железный век. В целом в Анатолии было больше преемственности при переходе от начала 1-го тыс. до н. э. в более поздние века, в эллинистический и римский периоды, чем от позднего бронзового века к железному, когда во многих регионах произошли большие изменения в распределении и структуре мест обитания. В некоторых частях Анатолии, однако, поверх холмов, образованных ранними поселениями, находили слои железного века такого размаха и глубины, что раскопки нижних слоев оказывались нецелесообразными по затратам, времени и усилиям. Часто такие холмы имеют плоские вершины, но крутые склоны, что предполагает существование фортификации. Контраст с такими холмами являют собой другие, едва поднимающиеся над уровнем окружающей равнины, которые обычно занимали только один период, а затем люди их окончательно оставляли. Обычно напластованные слои таких поселений продолжаются на некоторую глубину ниже современного уровня равнины: аллювиальные отложения могут накапливаться очень быстро, пример – Хасилар. Поэтому должно существовать много, возможно, очень много доисторических холмов, полностью погребенных под последующим слоем аллювиальных отложений. Вероятно, они надолго, если не навсегда, останутся необнаруженными. Допустимо выдвинуть гипотезу, что большая их часть относится к 4-му тыс. до н. э. или к более раннему периоду. Следует отметить неполноту и незавершенность многих исследований. Древние поселения особенно трудно обнаружить в лесистых горах, хотя в некоторых регионах они находились почти повсюду, причем с самых ранних времен. К примеру, было найдено очень мало (если не сказать, вообще ничего), что относилось бы к доклассическому периоду, вдоль понтийского побережья, к востоку от районов Самсун и Бафра, хотя из-за легкого доступа из Центральной Анатолии доисторические поселения там более чем вероятны. На плодородной земле вдоль Черноморского побережья Турции следы древних мест обитания, вероятно, были погребены под более поздними слоями или смыты. В Абхазии главными памятниками являются не места доисторических поселений, а каменные гробницы – дольмены. Летние стоянки на горных пастбищах, вроде тех, что называют яйла в современной Турции, тоже, вероятно, очень трудно обнаружить. Зато легко заметить горные крепости, такие как в Урарту вокруг озера Ван. Их положение, как правило, предсказуемо – на уступах, нависающих над равниной. Они имели постоянную функцию – оборонительную. Но на недоступных горных вершинах обычно находят только самые грубые подобные сооружения. Их строили для временного использования – как убежища. Многие горные памятники еще ждут энтузиастов-археологов, готовых тратить время и энергию, получая лишь минимальные результаты. Археолог, ведущий изыскания, должен быть готов найти поселения самых разных типов, относящиеся к различным периодам, в зависимости от характера местности. Ни одно исследование не может считаться исчерпывающим, и в районах, где предварительная разведка уже была проведена, следует продолжать более тщательную работу. Социальная антропология может помочь найти ответы на вопросы, касающиеся структуры поселений, возникавших во время последовательно сменявших друг друга культурных периодов. Однако без подтверждающих это письменных документов ответы могут быть только предположительными.