Книга Навуходоносор II - Даниель Арно

В то же время культура, как книжная, так и народная, не забывала и о «вавилонской блуднице», с которой ассоциировались как знатные дамы, известные своей аморальностью, так и прославленные тем же мегаполисы прошлого и настоящего. На роль нового Вавилона последовательно назначались Рим и Париж, Нью-Йорк и Москва (характерно название книги Михаила Веллера «Б. Вавилонская», посвященной апокалиптическому уничтожению российской столицы). Нет недостатка в самозваных пророках, предсказывающих гибель какого-либо из этих городов, а то и всей западной цивилизации, тоже отождествляемой с Вавилоном. Особенно много таких предсказаний породил процесс глобализации, который консерваторы уже не раз сравнивали со строительством Вавилонской башни. «Вавилонское» происхождение приписывается (к примеру, в конспирологической фантастике Виктора Пелевина и Вадима Панова) подлинным или мнимым проводникам глобализации — международным финансовым организациям, масонам и другим тайным обществам.

Стоит отметить, что, с другой стороны, борцы с западным влиянием порой видят себя наследниками Вавилонского царства. Так, воинственный лидер Ирака Саддам Хусейн называл себя «вторым Навуходоносором» и предпринимал попытки восстановить в первозданном виде центр древнего Вавилона с воротами Иштар и величественным царским дворцом. Не менее живуче вавилонское влияние и в сфере оккультизма, приверженцы которого до сих пор широко используют имена и термины, пришедшие с берегов Тигра и Евфрата. Особенно активно это делают чрезвычайно расплодившиеся в современном западном обществе гадатели, де монологи и сатанисты. Конечно, в этом не следует винить царя Навуходоносора и его подданных, живших своей исторически обусловленной жизнью и мало напоминавших созданных библейско-европейской фантазией «халдеев». Тем не менее экзотичность вавилонской цивилизации в соединении с ее большей (в сравнении, например, с Древним Египтом) понятностью и открытостью для современного человека ведет к тому, что призрак Вавилона вновь и вновь волнует наше воображение.

Вадим Эрлихман, кандидат исторических наук

ПРЕДИСЛОВИЕ

В отличие от Греции, Рима и даже Египта древняя Вавилония почти не оставила следов на путях современного культурного пространства; она остается для нас миром закрытым и странным. Но вавилонский царь Навуходоносор — исключение. Благодаря Библии — точнее, Четвертой книге Царств, свидетельствам пророков Иеремии и Даниила, а также опере Верди мы с ним более или менее знакомы. Видимо, не случайно он стал героем первой классической французской трагедии Робера Гарнье «Иудеянки» (1593), где автор сделал его антагонистом иудейского царя Седекии. Хочется еще отметить, что 15-литровый «Навуходоносор» — самая большая из употребляемых сейчас винных бутылей; она вместительнее, чем «салманасар», «иеровоам» и «мафусаил», которые несколько неожиданным образом доносят до наших дней память о победе Вавилона над Ассирией, царстве Израильском и о библейском патриархе…

От VI века осталась обширная документация: известные ныне глиняные таблички, написанные клинописными знаками, исчисляются тысячами. Но кажущаяся полнота источниковой базы отчасти обманчива. Хотя эти таблички достаточно прочны, очень большая доля их не сохранилась. Например, удалось подсчитать, что от долговых расписок, выданных главным храмом города Урук, обнаружено всего 6—7 процентов. Кроме того, хотя вавилоняне, как и остальные жители Двуречья, употребляли этот более прочный по сравнению с папирусом материал с конца IV тысячелетия, начиная со второй половины II тысячелетия они стали писать также на табличках из дерева или, в особо важных случаях, слоновой кости, покрытых воском, у которых были бесспорные преимущества: они не так часто разбивались и были гораздо легче. Ведь писавшему на глине приходилось либо ограничивать размер текста, либо поневоле лепить всё более и более массивные куски; в какой-то момент из-за габаритов табличек пользоваться ими (читать или просто хранить) становилось крайне неудобно. На деле писцы обычно ограничивались материалом для письма такого размера, чтобы его можно было удержать в одной руке. Вощеные таблички удобны еще и тем, что их можно использовать несколько раз: стирать текст и заново писать на той же стороне; глина же, высохнув (а тем более подвергшись обжигу, как часто поступали с важными документами), уже не поддавалась дальнейшей обработке. Кроме того, покрытые воском таблички иногда соединялись шарнирами, образуя связный ряд; эти кодексы легко раскрывались; одна такая книжка использовалась для записи произведений, чей объем требовал нескольких глиняных табличек, каждая из которых, к великому затруднению библиотекарей, хранилась отдельно.

К сожалению, предметы из дерева и воска не выдерживают климата азиатского Ближнего Востока. Из всего количества текстов на этих носителях до наших дней дошел лишь один документ VI века, обнаруженный во дворце ассирийского царя Саргона (721—705) в Калахе. Он позволяет нам представить масштабы утраты. Какова была частота использования того или иного писчего материала и что писалось в основном на воске? Ответ на второй вопрос достаточно ясен: то же, что и на глине. Они не предназначались специально, скажем, для административных дел или литературных произведений. В таком случае оценить их количество очень трудно. Но всё же нам кажется, что применялись они довольно ограниченно; писцы оставались верны старому писчему материалу — табличке, вылепленной из глины; в их глазах она оставалась символом высокочтимого наследия предков — изобретателей письма и наставников в этом искусстве.

Современные ученые, безусловно, прекрасно знают клинопись и вавилонский язык, так что тексты мы понимаем без особого труда. Трудность для исследователя заключается в другом. Число документов, имеющихся в нашем распоряжении (всё же удовлетворительное), иногда заставляет забывать о важнейшей черте, характерной для вавилонской письменности во все времена: ее сфера с самого начала была строго ограниченна. Она не распространялась на то, что мы называем техникой в самом широком смысле слова: не было, например, учебников гончарного ремесла, да и пособий по самому письму тоже не существовало. Знания об искусствах и ремеслах передавались устно, относились ли они к обыденному или сакральному миру, шла ли речь об образовании ремесленника или жреца.

Но есть и еще более важная помеха. На рубеже II и I тысячелетий полукочевые племена, говорившие на новом, арамейском языке, уничтожили государства, расположенные между Евфратом и Средиземным морем. Нападали они даже на Ассирию и Вавилон, хотя и не с таким успехом. Вследствие этого арамейский язык не только широко распространился в Западной Азии, но и проник в долину Тигра и Евфрата, поскольку с IX по VII век ассирийцы господствовали над Левантом; таким образом, им приходилось иметь дело с правителями и жить среди народов, у которых обиходным языком был арамейский.

Со временем пришельцы стали оседлыми, основали новые царства, а с ними и органы управления. Чтобы писать по-арамейски, писцы избрали алфавитное письмо, которому научились у финикийцев. Так же, как финикийцы, они стали писать преимущественно на папирусе и коже. Так создались обширные архивы городов, расположенных между Евфратом и Средиземным морем. Все они сгнили. Для изучения Вавилонии это существенная потеря, но всё же там употребление алфавита и арамейского наречия до VI века оставалось не слишком широким; как мы можем догадываться, вавилоняне оставались верны своему исконному языку и привычному писчему материалу — глиняным либо навощенным табличкам. Зато на остальном Ближнем Востоке ситуация с письменными памятниками катастрофическая: они почти не сохранились. В ходе рассказа у нас будут случаи указать на исключения, и читатель сможет убедиться, что они почти ничего не добавляют к нашим знаниям об этом мире — он навеки останется для нас немым.