Книга Ирина Мирошниченко - Анна Ярошевская

– Что там? – взволнованно спросила Катя, чуть подавшись вперед, чтобы не потревожить дремавшего у нее на плече сына.

– Вызов на фронт, приказано на ближайшей станции сойти и отправиться к месту назначения. Ты отправишься дальше одна.

– Я не отпущу тебя, – женщина протянула к нему руку, и тоска в его глазах встретилась с отчаяньем в ее глазах, сливаясь в одно глубокое море безысходности.

– Нет, Катя, так нельзя, ты должна думать о детях.

– А кто будет думать о тебе?

– Меня будет беречь наша любовь. Я вернусь, обещаю. – Петр опустился перед Катей на колени и припал головой к ее животу. Она гладила его волосы, и они продолжали разговаривать друг с другом, только без слов. Так, молча, добрались до станции, на которой сошел Петр. Катя не проронила ни слезинки и не сказала ни слова. Потому что если бы произнесла хоть одну букву, обязательно бы разрыдалась. Молчание словно плотина, сдерживала поток готовых вырваться наружу слез. И тогда разразится страшный потоп, а она не имеет права провожать своего любимого так, не имеет права топить его надежду в своем одиночестве. Катя будет ждать и жить, жить и ждать. Вот сейчас только обнимет своего Петю в последний раз и поедет дальше. А дальше – Барнаул.

Звездочка

В Барнауле шли жесточайшие бои. Почти ежедневно бомбили. Рудик заметил, что перед бомбежкой замолкали птицы, и воздух пропитывался каким-то напряжением. За то время, пока они с мамой жили здесь, он научился определять по этим приметам время, когда нужно принимать меры предосторожности, которые только были возможны в эти страшные дни.

Катя с сыном поселилась в небольшой комнатке в двухкомнатной квартире. В соседней комнате жила добродушная женщина лет семидесяти. Надо сказать, что соседкой она была замечательной – частенько угощала Рудика вкусными пирогами, которые пекла с самой разной начинкой. Казалось, что она способна приготовить все, что угодно из любых самых скромных запасов. По вечерам они собирались на маленькой кухоньке и втроем пили чай. Вернее, вчетвером, так как малыш, которого носила под сердцем Катя, все чаще напоминал о себе, толкаясь и пинаясь в животе.

– Смотри-ка, нетерпеливая какая, не терпится ей на свет появиться! – замечала в такие моменты милая старушка.

Катя удивлялась:

– А откуда вы узнали, что это девочка?

– Приметы, дорогая моя. Приметы и опыт. Я ведь много годков прожила на свете, если ты заметила, – при этих словах женщина лукаво улыбалась, в ее глазах будто вспыхивали огоньки озорства, которые, должно быть, в молодости сияли очень ярко, разбивая мужские сердца.

– Ты чаек то пей, а то остынет, – напоминала она Кате.

– А дети есть у вас?

– Есть, наградил Господь. Вот, посмотри, сыночек.

Катя взглянула в сторону комода, на котором стояло фото русоволосого молодого человека с тонкими чертами лица.

– Красивый.

– Да, весь в отца. Только вот война на красоту не смотрит, перед ней все равны. На фронте он теперь. Писем жду как солнца, ими только и живу.

Катя молча кивала и слушала, любуясь этой удивительной женщиной. Она обязательно тоже, как и эта старушка, будет жить долго, чтобы рассказывать своим внукам и правнукам жизненные истории, делиться воспоминаниями. Ведь воспоминания приобретают свою глубину только тогда, когда их есть с кем разделить, и Катя поделится памятью о многих событиях, когда доживет до глубокой старости, пережив своего сына.

– А вот здесь – мой муж, посмотри, – соседка протянула Кате старую, потертую фотографию с оборванными уголками, с которой смотрел широкоплечий мужчина с пышными черными усами и густыми бровями, придававшими строгость взгляду. Создавалось ощущение, что взгляд его колется.

– Вы любили его?

– Сначала любила. Ты не поверишь, влюбилась в его усы, – рассказчица произнесла это таким тоном, словно раскрыла величайший секрет. – Молодая была, наивная. Ну а потом, знаешь, сын появился, Володька. Муж мой гулять начал, выпивал. Суров был характером. В один из его загулов я не выдержала и поставила ему условие – будет продолжаться также – увезу сына из дома. Любил он сына сильно, поэтому послушал. А я уж поняла, что не люблю больше, да жила все равно в браке. Ради сына.

– А разве можно без любви жить с мужем?

– Можно, дорогая. И не удивляйся. Можно, потому что есть то, что выше любви. Знаешь что это?

Катя замерла, ожидая ответа. Она никогда не представляла того, что может быть выше любви. Старушка с лукавой улыбкой продолжила:

– Выше любви может быть только счастливое детство твоих детей, ведь твой ребенок не просил тебя, чтобы ты его рожала, и поэтому твой долг – дать ему все, что в твоих силах, в том числе, и полноценную семью. Поняла?

– Поняла.

– Ну что, давай уже ко сну готовится. Отдыхать пора.

Хозяйка встала из-за стола и принялась наводить порядок. Хозяйственные дела давались ей с такой легкостью, что приятно было посмотреть. И вся она казалась какой-то небесной и теплой, излучающей уют. Так всегда бывает рядом с добрыми и несчастными людьми.

Но каким бы ни был человек, злым или добрым, солнце не выбирает, над кем светить. Точно также как и ночь, которая сотнями маленьких звезд смотрела в Катино окно. Сегодня эти недосягаемые огоньки казались ей холодными. Так всегда бывает, когда чувствуешь себя одиноко. Сегодня ей было одиноко, как никогда, и из головы не выходили слова старенькой соседки о семье и детях. Да, Катя понимает, что хотела сказать ей эта мудрая женщина, учителем которой была сама жизнь. Сын Кати растет без родного отца, но с ребенком, которого она должна родить такого не случится. Катя сделает для этого все – если нужно, будет терпеть и жить с мужем без любви, лишь бы дети были счастливы. И, надо сказать, что это ее намерение осуществится, она останется верна своему слову. Спустя десять лет после этой ночи Катя решит, что устала от замужества, захочет развестись, но ее остановят слезы дочери, которая сейчас вот-вот должна придти в этот мир. Дочь признается ей, что не спала две ночи от переживаний, и расставание родителей разорвет ей сердце. Она обнимет маленькую дочурку, погладит по голове и пообещает, что все будет хорошо. Дочь поверит, и Катя тоже будет верить.

Но этой ночью она верит в другое – в светлое будущее, которое рано или поздно наступит, ведь не может же быть вечной война. Темнота однажды уступает место свету дня, дождь уступает место солнцу, смерть уступает место жизни.

Катя лежала в темноте и слушала свои мысли, постепенно окунаясь в теплые и мягкие облака дремоты. Ей хотелось уплыть к Пете, узнать, чем он живет, думает ли о ней. Она вспоминала его голос, наполненный самой густой нежностью, какая только может быть. Да, именно так – нежность в его голосе была густая, ее было как будто много и в то же время всегда мало, в нее хотелось укутаться, как в меховую накидку, чтобы согреться. Катя куталась, постепенно засыпая.