Книга Охота на рыжего дьявола - Давид Шраер-Петров

Еще через неделю-две в коридоре рядом с Приемной Комиссией вывесили списки абитуриентов. Около каждой фамилии стояло: принят или не принят. Или что-то в этом роде. Многие радовались. Кое-кто плакал. Такова реальность приемного конкурса. К своему удивлению, я нашел себя в двух списках. В одном я был принят со средним баллом 4, в другом нет (средний балл 3). Там, где я был принят, меня звали Шраер Давид Пейсахович. Там, где нет: Шраер Давид Борисович. В недоумении я пошел в Приемную Комиссию. Оказалось, что был еще один абитуриент с моей фамилией и даже моим именем. Мы различались отчествами. Я разыскал своего «двойника». Он приехал в Ленинград из Белоруссии. Оказывается, с его средним баллом мальчиков принимали в Педиатрический институт. Все закончилось хорошо, он стал детским врачом.

ГЛАВА 2

Знакомство с микробиологией

Еще в школе я прочитал книгу французского писателя и ученого Поля де Крюи «Охотники за микробами». Дженнер, Пастер, Кох, Мечников казались мне необыкновенными людьми, героями, первооткрывателями, вроде Колумба и Магеллана. Я мечтал стать таким же. Но как? Каким образом войти в этот мир невероятных приключений, я не знал. Надо было ждать целый год до того, как на втором курсе мы станем изучать микробиологию. А до этого предстояло зубрить названия костей, мышц и внутренних органов, переходя от учебника «Анатомии» к препаратам, пропахшим разъедающим глаза формалином. Не все выдерживали ежедневной зубрежки в анатомичке. Анатомия мне давалась легко. Помогло желание подражать дяде Израилю, хирургу, который не раз повторял, что без изучения анатомии невозможно хорошо оперировать. Я вначале хотел стать хирургом и даже занимался травматологией, начиная со второго курса, сначала дежуря по вечерам или по ночам как санитар, а потом как фельдшер в травматологическом отделении больницы Эрисмана. Дело в том, что 1-й ЛМИ располагался на территории больницы Эрисмана. А на травматологию меня устроила двоюродная тетушка Мира Марковна Гальперин, которая работала в поликлинике больницы Эрисмана физиотерапевтом. Еще один врач в моей родне. Будут и другие. Так что я занимался анатомией, если не с удовольствием, то с усердием и надеждой, что мне это очень пригодится. И пригодилось, когда после медицинского института я стал армейским врачом. На травматологии, обсуждая рентгенограммы с хирургом-травматологом, а потом самостоятельно изучая их, я научился разбираться в переломах тех самых костей, которые я зубрил в анатомичке.

Лекции по анатомии читал всему курсу профессор М. Г. Привес. Читал артистически. Слушали мы его, как поклонники слушали знаменитого тенора Козловского или чтеца-декламатора Каминку. Да и девятая аудитория, где Привес читал лекции одновременно для 600 человек, напоминала огромный амфитеатр, вроде цирка, на арене которого стоит артист в прекрасном костюме, с бабочкой, и ему помогают ассистентки — преимущественно молодые красивые сотрудницы кафедры анатомии. Это создавало определенную ауру. Наверняка, не только моя тяга к медицинской науке, но и артистизм профессора Привеса оказали влияние на мое решение сделать первое научное исследование. На кафедре анатомии занимались совершенно новым в то время направлением: ангиографией кровеносной системы. Это было изучение кровеносных сосудов, наполненных контрастным веществом, при помощи рентгеновских лучей. Мне доверили наполнять латексом сосуды, отходящие от аорты, и относить препараты в лабораторию, оснащенную аппаратом Рентгена. Кажется, работа была выполнена неплохо, и я успешно закончил курс анатомии.

От моего временного увлечения анатомией не осталось и следа, как только я приступил к курсу микробиологии. Кафедра микробиологии, которой в те времена заведовал профессор В. Н. Космодамианский, занимала небольшой трехэтажный особнячок. В подвале стоял автоклав для стерилизации лабораторной посуды (пробирки, пипетки, колбы) и питательных сред для выращивания микроорганизмов. На втором этаже располагались учебные комнаты с микроскопами, спиртовками, бактериологическими петлями и другими предметами, которыми студенты пользовались на занятиях. Бактериологическая петля и спиртовка были главными инструментами микробиологов. Да и теперь остаются такими. Бактериологическая петля состоит из эбонитовой (пластиковой) рукоятки, в которую вмонтирована платиновая проволочка, изогнутая на конце петелькой. Этой петелькой, предварительно прокаленной на пламени спиртовой или газовой горелки, переносят культуру микроорганизма с одной питательной среды на другую, с питательной среды на предметное стеклышко для микроскопии, или из патологического материала (гной, мокрота, моча и т. п.) на питательные среды. На третьем этаже была святая святых: научные лаборатории и кабинеты сотрудников кафедры.

Вскоре после того, как я приступил к микробиологии, мой друг поэт и будущий кинорежиссер Илья Авербах (фильмы «Степень риска», «Монолог», «Объяснение в любви», «Фантазии Фарятьева», «Голос» и др.), который учился на один год старше меня, рассказал печальную историю о профессоре патологической анатомии В. Г. Гаршине, племяннике писателя В. М. Гаршина. Отправив А. А. Ахматову, которая была тогда его женой, в Ташкент, профессор Гаршин погибал от голода в блокадном Ленинграде. Состояние психического и физического истощения заставило его варить плаценты, поступавшие в прозекторскую больницы Эрисмана для исследования. Может быть, сказалась генетическая склонность к душевным заболеваниям. Его дядя писатель Гаршин в состоянии тяжелой тоски бросился в пролет лестницы в 1888 году. И вот, я узнаю чуть ли не с первых занятий по микробиологии, что некоторые питательные бульоны для выращивания бактерий варят из человеческой плаценты. Но и эта страшная история не отторгнула меня от микробиологии. В нашей учебной группе преподавала микробиологию доцент Эмилия Яковлевна Рохлина. Это была миниатюрная милая дама лет сорока — сорока пяти. Она была чрезвычайно деликатна и никогда не ставила двоек. Говорила Эмилия Яковлевна с выраженным польским акцентом. Позже, в анатомичке я познакомился с ее сыном Жорой Рохлиным, который был младше меня на год и учился на курс ниже. Жора рассказал мне, что Э.Я. родилась в Польше, получила в Германии медицинское образование, а потом, выйдя замуж за отца Жоры — Дмитрия Герасимовича Рохлина, уехала в Советский Союз, избежав страшной участи польского еврейства, почти полностью уничтоженного нацистами. Д. Г. Рохлин был знаменитым рентгенологом, профессором нашего института. Диссертация Э.Я. была выполнена в институте Рентгена, который располагался в десяти минутах ходьбы от нашего 1-го ЛМИ. Э.Я. изучала мутации у бактерий, индуцированные радиацией, то есть занималась радиационной генетикой. Это я узнал от Жоры под большим секретом. Э.Я. предпочитала о своих генетических исследованиях не распространяться на занятиях. В середине 50-х над советскими биологами и медиками еще висел дамоклов меч запрета молекулярной биологии и генетики. Имена Менделя и Моргана произносились вслух не иначе как ругательно. Я шел на каждое занятие по микробиологии с огромной радостью, занимался усердно. Часто оставался помогать лаборантам кафедры приготовить лабораторную посуду или питательные среды. А заодно и учился микробиологической технике.

Распорядок моей жизни с конца второго курса стал насыщенным. Из Лесного, где мы с мамой жили в коммунальной квартире двухэтажного кирпичного дома, покрашенного еще до революции в желтый цвет и окруженного черемухами, березами и кустами сирени, я добирался до института рано утром на трамвае № 18. Маршрут трамвая № 18 шел через Лесное до площади Льва Толстого, где был мой институт, вдоль речки Карповки, пока не пересекал всю Петроградскую сторону, где жила моя бабушка, мать отца Фрейда Абовна Шраер. Жила вместе с моей тетей Бертой и семьей моего дяди Якова Боруховича Шраера. Я бывал у бабушки не меньше чем 2–3 раза в неделю. У бабушки была еврейская Библия с параллельным русским переводом. Я по многу раз перечитывал мифы о Аврааме и его сыновьях Исааке и Измаиле, о пророке Моисее, освободившем мой народ из Египетского плена, об Иосифе и его братьях, о храбром царе Давиде, победившем великана Голиафа, о прекрасной Эсфири, защитившей евреев Персии и др.