Книга Берлинский дневник. Европа накануне Второй мировой войны глазами американского корреспондента - Уильям Ширер

За этот год у нас было время узнать друг друга, побездельничать и поиграть, поесть и выпить, посмотреть бой быков после обеда, а ночью — на яркую Баррио-Чино в Барселоне; время прочувствовать краски, оливковую зелень холмов, ни с чем не сравнимую синеву Средиземного моря весной и удивительные суровые бело-серые небеса над Мадридом; а также узнать испанского крестьянина, и рабочего, и рыбака, людей с глубоким чувством собственного достоинства, мужественных и открытых, несмотря на их жалкое полуголодное существование; а в Прадо и в Толедо было немного времени на Эль Греко. Его стремительная манера письма и краски просто сразили нас, и вся живопись Возрождения, которую мы видели в Италии, даже да Винчи, Рафаэль, Тициан, Боттичелли, показалась нам бледной и анемичной.

Это был хороший год.

Париж, 7 февраля

С прошлого вечера ничего необычного. Вчера около пяти после полудня я бил баклуши в офисе «Herald», раздумывая, не снизойти ли мне до Национального собрания, где новый премьер Эдуард Даладье вроде бы должен зачитать свое заявление, и вдруг до нас долетел слух, что на площади Согласия волнения. Я поймал такси и помчался взглянуть. Но ничего неприятного не обнаружил. Несколько роялистов из «Королевских камелотов», «Юных патриотов» депутата Пьера Тэтинже и головорезов парфюмера Франсуа Коти — правая молодежь или гангстеры — попытались прорваться к парламенту, но были рассеяны полицией. На площади оказалось все спокойно. Я позвонил в редакцию «Herald», но Эрик Хоукинс, ведущий редактор, посоветовал мне быстренько перекусить где-нибудь неподалеку и попозже еще раз взглянуть на площадь. Около семи я вернулся на площадь Согласия. Там, действительно, что-то происходило. Конные гвардейцы в стальных шлемах расчищали сквер. В центре за обелиском горел автобус. Я пробился через гвардейцев, которые лихо орудовали саблями, и перешел на сторону Тюильри. На террасе собралось несколько тысяч человек. Смешавшись с толпой, я быстро понял, что это не фашисты, а коммунисты. Когда полицейские попыталась оттеснить их вниз, они начали забрасывать их камнями и кирпичами. Мост через Сену, ведущий от площади Согласия к парламенту, был запружен огромным количеством конных гвардейцев, щелкавших затворами ружей, за ними стояли полицейские и пожарная команда. Несколько небольших групп пытались продвинуться к мосту по набережной от Лувра, но два пожарных шланга вынудили их обратиться в бегство. Около восьми часов пара тысяч ветеранов войны из U.N.C. (Union Nationale des Combattants)[1] строем вышли на площадь и промаршировали от Рон-Пуан вниз к Елисейским Полям. Они шли стройными рядами под огромными трехцветными флагами. Остановились возле моста, и их лидеры начали вести переговоры с полицейскими чинами. Я добрался до «Крийона» и с балкона третьего этажа стал обозревать площадь. Она была заполнена людьми. Первые выстрелы мы не услышали. Мы поняли, что началась стрельба, когда здесь же, на балконе, вдруг упала на пол женщина с пулевым ранением в лоб. Она стояла за Мелвином Уайтлетером из А.Р.[2] Потом мы услышали стрельбу, доносящуюся с моста и противоположного берега Сены. Кажется, стреляли из автоматических ружей. В ответ толпа ворвалась на площадь. Вскоре та вся была охвачена огнем. Слева от морского министерства начал распространяться дым. В ход пустили пожарные шланги, но люди стояли слишком плотно, чтобы их можно было рассредоточить. Я спустился в холл позвонить в редакцию. Там лежали несколько раненых и им оказывали первую помощь.

Стрельба продолжалась до полуночи, пока конная гвардия не начала одерживать верх. Несколько раз площадь Согласия переходила из рук в руки, но ближе к полуночи полиция уже контролировала ситуацию. В какой-то момент около десяти часов — толпа, которая к этому времени была еще в ярости, но, очевидно, осталась без лидеров, попыталась штурмом взять мост. Часть народа пробиралась по набережным, где деревья служили хорошей защитой, часть бешено атаковала площадь. «Если они пройдут по мосту, — подумал я, — они перебьют всех депутатов Национального собрания». Но смертельный огонь — теперь, похоже, пулеметный — остановил их, и через несколько минут люди бросились врассыпную в разных направлениях.

Вскоре доносилась только редкая стрельба, и примерно десять минут двенадцатого я побежал вверх по Елисейским Полям по направлению к редакции, чтобы подготовить материал в газету. Около президентского Елисейского дворца я заметил охрану из нескольких рот регулярных войск, их я увидел сегодня впервые. Расстояние до редакции вверх по Елисейским Полям около мили, и я прибежал почти бездыханный, но успел написать пару колонок в срок. Официальные данные: шестнадцать убитых, несколько сот раненых.

Позднее. Даладье, строивший из себя сильного человека, ушел в отставку. Он сделал такое заявление: «Правительство, на коем лежит ответственность за порядок и безопасность, отказывается обеспечивать их исключительными мерами, которые могут привести к дальнейшему кровопролитию. Оно не желает использовать солдат против демонстрантов. Поэтому я вручил Президенту Республики заявление об отставке кабинета министров».

Представьте себе Сталина, или Муссолини, или Гитлера, не решающихся бросить войска против толпы, которая пытается свергнуть их режим. Возможно, что непосредственной причиной вчерашнего ночного бунта и вправду явился скандал с финансистом Стависким. Но мошенничество Ставиского просто продемонстрировало разложение и слабость французской демократии. На самом деле, Даладье и его министр внутренних дел Эжен Фро выдали U.N.C. разрешение на демонстрацию. А обязаны были отказать. Они должны были еще рано вечером иметь под рукой достаточное количество конных гвардейцев, чтобы рассеять толпу и не дать ей набрать силу. Но уйти в отставку сейчас, подавив фашистский мятеж, — а мятеж был именно фашистский, — это либо полнейшее малодушие, либо глупость. Интересно также, каким образом коммунисты оказались этим вечером по одну сторону баррикад с фашистами. Мне это не нравится.

Париж, 8 февраля

Старый «папаша» Думерг собирается возглавить правительство «национального единства». Они вытащили его из его деревни в Турнефейе, где он отдыхал со своей любовницей, на которой женился вскоре после ухода с поста президента. Он заявил, что сформирует кабинет из бывших премьер-министров и лидеров партий, но он будет правым и реакционным. Так как умеренные левые — люди, подобные Шотану, Даладье, Эррио, — показали, что они не могут управлять или не хотят.

Париж, 12 февраля

Сегодня всеобщая забастовка, но не очень эффективная, и волнений не произошло.

Позднее. Дольфус нанес удар по социал-демократам в Австрии, единственной организованной силе (сорок процентов населения), способной спасти его от заглатывания нацистами. Связи с Веной не было почти весь день, но сегодня вечером материал начал поступать в офис. Это гражданская война. Социалисты окопались в больших муниципальных домах, которые они построили после войны — как образцы для всего мира: Карл-Марксхоф, Гетехоф и т. д. Но Дольфус и хеймвер[3] под предводительством принца Штаремберга, плейбоя-невежды, а также майор Фей, жестокий реакционер с лошадиной физиономией, контролировали всю остальную часть города. С имеющимися у них танками и артиллерией они победят, если только социалисты не получат помощь из предместья Братиславы.