Книга Без ума от шторма, или Как мой суровый, дикий и восхитительно непредсказуемый отец учил меня жизни - Норман Оллестад

Кэролин Си

«История Оллестада – в чисто практическом смысле более эффективный учебник выживания [чем роман Роберта Сэббэга «Полуночное крушение»]. По воле отца он с раннего детства занимался серфингом, седлая огромные, не по росту, волны, и спускался с опаснейших горнолыжных склонов. А однажды ему даже пришлось уворачиваться от пуль в Мексике. Маленький Норм частенько противился такому воспитанию, ведь ему-то хотелось гонять на велике с приятелями и поглощать именинные пироги. Но теперь он понимает, что знания и умения, полученные от отца, впоследствии помогли ему выжить. Спускаясь с той горы, Норман усвоил самый главный урок судьбы. «Жить – это больше, чем просто выживать», – пишет он. В финальной сцене романа уже сам Оллестад подталкивает своего шестилетнего сына вниз по склону, навстречу виражам по целинному снегу».

Esquire

В этой книге рассказана подлинная история моего детства. В ее основе – мои воспоминания, беседы с родственниками и друзьями, а также результаты моих изысканий. Некоторые имена были изменены.

Мой отец жаждал парить в невесомости. Он гонялся за ураганами и вьюгами, чтобы испытать радость скольжения на мощных волнах и движения сквозь плотный целинный снег. Ненасытная душа, он был одержим бурей. Однажды это спасло мне жизнь.

Я посвящаю эту книгу своему отцу и своему сыну.

Так случилось, что, пока я работала над книгой, внезапно ушел из жизни мой собственный отец. Трагическое, печальное совпадение. Я посвящаю свой скромный труд памяти моего отца Станислава Петренко.

Анна Петренко,

переводчик

У папы на плечах, Топанга-Бич, 1968

Я сижу в холщовой сумке-кенгуру у отца на спине. Сегодня мне исполнился год. Мы несемся по морю. Я смотрю через отцовское плечо. Передо мной – солнечный свет и голубая рябь. Доска режет упругую волну, брызги сверкают вокруг папиных ног. Я могу летать!

Глава 1

19 февраля 1979 года. В семь…

…часов утра мы с отцом и его подругой Сандрой вылетели из Санта-Моники в горы Биг-Бира. Накануне я выиграл чемпионат Южной Калифорнии по лыжному слалому, и в тот же день мы поехали в Санта-Монику на мой хоккейный матч. Чтобы не мотаться туда-сюда на машине, отец арендовал самолет до Биг-Бира. Так я успевал забрать свой приз и лишний раз потренироваться с лыжной командой. Отцу тогда было 43 года, Сандре – 30, а мне – 11.

Наш самолет «Цессна-172» оторвался от земли, сделал вираж над Венис-Бич, оставил внизу здания Вествуда и взял курс на восток. Я сидел рядом с пилотом Робом Арнольдом, на мне были наушники и все, что положено в полете. Роб переключал рычаги на приборной панели, занимавшей всю стену от пола до потолка кабины. Сначала он повернул большую вертикальную ручку возле колена, затем – штурвал триммера[1]. Самолет дернулся вверх-вниз и выровнялся. В окно были видны горы Сан-Бернардино под шапкой серых облаков. Вокруг этой гряды пиков простиралась пустынная равнина, и вершины гор поднимались над ней почти на 3000 метров.

Я чувствовал небывалый азарт – ведь я только что победил в чемпионате по слалому. Крутые спуски прорезали горные склоны сверху донизу, словно глубокие морщины, и я размышлял, можно ли съехать по ним на лыжах.

Отец сидел сзади. Он просматривал спортивную страничку в газете и насвистывал мелодию Вилли Нельсона – ту, что частенько играл на гитаре. Сандра расчесывала свои шелковистые темные волосы. «А она сегодня классно одета», – подумал я.

– Пап, долго еще? – спросил я.

Отец поднял глаза над газетой:

– Где-то полчаса, Чудо-Мальчик, – ответил он. – Кстати, когда будем лететь над вершиной Болди, может быть, увидим твою чемпионскую трассу.

Он надкусил яблоко и сложил газету прямоугольником. Так он складывал программу скачек поздним августом на ипподроме Дель-Мар (там, где соединяются серфинг и скачки), и по подбородку у него тек арбузный сок. Мы выезжали из Малибу рано утром и ехали 60 миль на юг, чтобы покататься на рифовых волнах пляжа Свами. Пляж назвали так по имени ашрама – храма индуистских отшельников на краю мыса. Если долго не было волн, папа усаживался на доску в позе лотоса и делал вид, что медитирует, чем очень смущал меня перед другими серферами.

Около полудня мы уезжали на пляж Солана – напротив него, по другую сторону шоссе Кост-Хайвей, находился ипподром. Мы прятали доски под деревянным мостиком, потому что они не влезали в наш «Порше» 1965 года выпуска, пересекали шоссе и железнодорожные пути и шли смотреть, как седлают лошадей. Когда их выводили на площадку, отец сажал меня на плечи и давал горсточку арахиса – мой обед. «Ну, Чудо-Мальчик, выбирай лошадь», – говорил он и без колебаний ставил на мой выбор. Однажды явный аутсайдер по кличке Скуби Ду пришел первым с крошечным отрывом. Папа дал мне чек на 100 долларов и сказал, что я могу потратить их как захочу.

Вершины теперь были над нами. Я вытянул шею и смотрел поверх приборной доски, придерживая руками слишком большие наушники. Мы спустились к подножию гор, и диспетчерская служба Бербанка передала наш самолет диспетчерам Помоны. Роб сообщил им, что не хотел бы подниматься выше 2300 метров из-за низкой границы замерзания. Затем в эфир вклинился пилот частного самолета. Он предупреждал, что нельзя лететь в зону Биг-Бира, если самолет не оборудован специальными приборами.

– Вы приняли последнее сообщение? – спросил диспетчер.

– Роджер[2], – ответил Роб.

Нос «Цессны» вошел в первый слой бури, которая еще недавно была далеко. Нас окутал серый туман. В кабине нарастал давящий гул, самолет затрясся и накренился. Роб обеими руками держал штурвал, похожий на огромную букву W. «Через такие облака мы точно не разглядим мою чемпионскую трассу», – подумал я. Тут не увидишь даже склонов Болди, где нам выпала пара дивных снежных деньков в прошлом году.