Книга Пика - Александр Асмолов

Фруктовые нотки кофе намекали на гватемальский Бурбон. Хотя, это могло быть и не совсем так. Сава давно забыл вид и вкус настоящих зерен этого сорта. Да и знатоков кофе, как и любителей хорошего вина, коньяка или виски немало. Некоторые предпочитают свой купаж, терпеливо подбирая для него компоненты. Если это был такой купаж, то придумал его мужчина или женщина с сильным мужским характером. Рано или поздно, они встретятся и непременно обсудят версию гостя за чашкой кофе.

Скорее всего он не случайно оказался на этой Подмосковной даче. Как не раз бывало за последние девять лет, бывшего художника передавали из рук в руки. Выполнив какую-нибудь работу, он получал следующую. Очевидно, сопровождаемый подобием рекомендательного письмом. Зона живет по своим понятиям, гарантированных силой и поддерживающих заведенный порядок. Таким же образом «откинувшегося» зэка доставили по накатанной дорожке на Подмосковную дачу из-под Красноярска. Молчаливый водила с короткой стрижкой сделал свое дело и вместе со своим внедорожником исчез. Пять ночевок и три с половиной тысячи километров слились в калейдоскоп заснеженных дорог, вековых сосен и примитивного шансона. Желания свернуть с этой дороги и жить по своим правилам у Савы не было. Как не было у него ни дома, ни денег, ни человека, который захотел бы приютить его. Он иногда рисовал себя в воображении выпавшим из обоймы патроном. Мог бы выстрелить, да не из чего и не в кого. Вместе с кофе закончилось и желание размышлять на эту тему.

Взгляд скользнул по кухне и уперся в пульт от телевизора, который весело откликнулся на прикосновение к красной кнопке. Каналов было много, но все они были какие-то безвкусные: ток-шоу домохозяек, однообразные сериалы, дешевая кулинария, политические интриги, спортивные байки, биржевые прогнозы… Не случайно размер экрана был сопоставим с чайником, очевидно, пользовались им не чаще. Внезапно что-то привлекло внимание бывшего зэка. Это был криминальный репортаж в стиле девяностых годов.

На светофоре расстреляли машину какого-то бизнесмена. Пассажирское окно было продырявлено десятком пуль, а водитель не пострадал. Сава отметил аккуратность и кучность черных дырочек. Скорее всего, «водиле» повезло лишь потому, что стрелял профи, причем из мощного оружия. У несчастного бизнесмена не было шансов — стреляли из соседней машины, остановившейся у пешеходной «зебры» по сигналу светофора. Непонятна была жестокость киллера, с такого расстояния посадить пулю в висок мог и новичок. Жертва была пристегнута к сидению в паре метрах от стрелка, словно козленок при охоте на тигра. Причем репортаж был из какого-то подмосковного городка, даже не столица. Что-то тут было не так. Опять вернулись девяностые?

Размышления оборвались, когда на экране появилось фото жертвы. И без надписи крупными буквами художник узнал солидного, даже грузного мужика за сорок. Это был хозяин «Паленке» Дмитрий Николаевич Орлов…

Кофе не соврал. Вот к чему появилась та пирамида из «Змеиного города». Каменный диск календаря майя еще две тысячи лет назад все это предсказал. «Умей читать знаки», не раз повторял смотрящий на зоне под Красноярском по кличке Хан. Судьбе отчего-то было угодно, чтобы их пути пересеклись. Криминальный авторитет словно ждал там бывшего художника. Встретил и проводил тем же напутствием. Они никогда не корешились, но какая-то незримая ниточка меж ними была, и это уважали остальные. Причем первую встречу никто бы не смог назвать дружеской.

Когда новенькому собрались устроить поверку и перекрестить в «Лимпопо», смотрящий резко оборвал эту затею. Не то, чтобы это было не по понятиям, просто авторитет до такой шушеры не опускался, на то шестерки имелись. Впрочем, Хан сам принял экзамен достаточно строго, так что зуб на новенького никто не поимел. Просто два «быка» поставили перед авторитетом бывшего художника и без лишних слов приступили к делу. Один сбил на колени, другой стал душить. Лишь когда Хан подал сигнал, едва живого новичка отпустила.

Тут, словно случайно, в камеру ворвались трое «вертухаев» наводить порядок. Новенький повел себя достойно, ни жалоб, ни угроз, все принял, как должное.

— Что молчишь? — с любопытством заглянул ему в глаза Хан.

— Пику вам, — огрызнулся новенький.

— Это кому пику-то? — переспросил авторитет.

— Так мой дед всегда говорил.

— И кто у нас дед?

— Никанорыч, из Козыревки.

— Так ты козырной? — братва загоготала.

— Нет. Это деревенька под Смоленском.

— От Минского шоссе далеко?

— Через Ручьевку верст пять будет.

— Земеля, значит… — братва выжидающе притихла, — Ну и с кем пикировался Никанорыч?

— Мне дед за родителей был, — неожиданно разоткровенничался Сава. — У него газета одна была. «Правда» за 10 мая 1945 года. Когда туго приходилось, он доставал ее из сундука и разворачивал на столе. Посмотрит-посмотрит, потом треснет кулаком, да гаркнет — «пику вам»! Вот и я так.

— Мне, стало быть?

— Перед смертью — любому.

— Уважаю, — тихо прокомментировал Хан.

Все молчали, ожидая решения смотрящего. Никто бы тогда за жизнь Савы и спичечного коробка не поставил, но обошлось.

— Ну, а чем на жизнь зарабатывал… Пика? — обратился авторитет к нареченному таким образом новичку.

— Художник я.

— О, как!

— Закончил Суриковское.

— Проверим… — оживился Хан. — Тебе прописаться полагается, но мы сирые. «Академиев» не кончали. Яви братве свою наколочку. Она и решит, малевать тебе или парашу чистить.

Он подождал, пока братва выскажется и добавил:

— Выбери сюжетец и смастери.

— Это как?

— А на своем плечике картинку сбацай.

— Какую?

— Чет! — авторитет только глянул на сокамерника, и тот без слов скинул футболку.

— Вот эту картинку со спины скопируй. Только поменьше. До таких размеров не дорос «ишшо».

— Иголку надо, тушь, зеркало… — попробовал увильнуть Пика.

— Анестезию забыл, — ехидно добавил Хан, и братва загоготала. — Посмотри внимательно, — он кивнул на дракона, изображенного в прыжке, на огромной спине «быка» со странной кличкой. — Завтра перед ужином покажешь. Если братве не понравится, наколку Чет сам исправит.

Это был экзамен. Его нужно было сдать на отлично, иначе могли «опустить». Сава тогда выменял у соседей по шконке тонкую иголку и пузырек зеленки на обещание выполнить позже любую наколку. Примостившись у окна, сделал миниатюру по памяти. Было больно, хотелось все бросить, но поговорка деда всегда выручала в таких случаях.

Перед ужином следующего дня братва придирчиво сличала получившуюся миниатюру на воспаленной с кровоподтеками коже щупленького плечика и шикарную наколку на широкой спине Чета. Народ остался доволен, но все ждали решающего слова смотрящего.

— Ну, не зря тебя «хозяин» сосватал, — едва кивнул Хан. — Живи, Пика.