Книга Клуб "Темные времена" - Элисон Гудман

Придя к сему разумному решению, Хелен переключила внимание на стопку дамских журналов, которые тетушка оставила на позолоченном столике. Они ненавязчиво напоминали о том, что пора бы уже выбрать себе наряд для верховой езды. Девушка взяла свежий номер «La Belle Assemblée»[3] и устроилась на диване, подобрав под себя ноги и уложив подол сорочки на мягкие подошвы туфель из шевро. Хорошо, что тетушка не видит, как бесстыже она уселась, – ее непременно хватил бы удар. Но Хелен не сиделось на месте. Девушку охватило живое волнение, и ей хотелось сложиться, как новенький тугой зонтик.

Это всего лишь страх перед завтрашним днем. Ничего особенного.

Хелен пронзила взглядом журнал, будто он мог заставить девушку забыть о том, что волнение в ней зародилось задолго до того, как стало известно о приеме в гостиной. Оно появилось около полугода назад, вскоре после восемнадцатого дня рождения. Неведомая сила вывела любопытство Хелен за рамки приличия. Она стала наведываться в кабинет дядюшки по ночам, просматривать его личные бумаги, взбираться, затаив дыхание, на тихий чердак, заставленный стульями, и страстно кружиться в танце в безлюдной бильярдной комнате. И все это она делала только для развлечения, чтобы избавиться от неподобающей леди излишней энергии.

Другое объяснение волнению Хелен лежало стофунтовым грузом в ее подсознании: в жилах девушки текла кровь матери. Дядюшка с тетушкой никогда не говорили об этом вслух, но, когда они брали девочку к себе, на их лицах отражались опасения: что, если она унаследует необузданность матери? Еще в восемь лет Хелен твердо уяснила, что ей следует опасаться своего же нрава. В конце концов, именно по вине неуемного любопытства и излишней пылкости матери родители погибли, оставив своих детей сиротами. Хелен надеялась, что ей удастся избежать проклятия беспокойной жизни. Она прочла философский труд мистера Локка и сочла его радикальную теорию о том, что человек сам строит свою личность из полученного опыта и принятых решений, более убедительной, нежели чем идею предопределенного характера. Девушка листала страницы «La Belle Assemblée», изо всех сил убеждая себя в том, что сильное волнение не роднит ее с матерью, а является естественной реакцией на предстоящую встречу с королевой.

Она увлеченно пробежала глазами великолепную статью о мифологии, уверенно перевернула страницу и загляделась на изображение чересчур вытянутой фигуры леди в ярко-зеленом платье для верховой езды. Хелен цокнула языком. Очевидно, весенняя мода 1812 года намеревалась переплюнуть саму армию по части стиля. Черные ткани и расшитые галунами застежки вызывали всеобщее восхищение.

– Барнетт, где моя племянница? – Вопрос тетушки Леоноры донесся из коридора до библиотеки.

Хелен резко выпрямилась. Судя по золоченым часам на камине, прошло всего двадцать минут с тех пор, как тетушка отправилась любоваться новейшими карикатурами в модном журнале «Ackermann’s Repository»[4]. Обычно это занимало у нее два часа; должно быть, произошло нечто важное. Тихий голос дворецкого посоветовал хозяйке дома заглянуть в библиотеку. С каждым шагом слова тетушки звучали все громче – казалось, что она уже вошла в комнату. Хелен опустила ноги на пол и тремя быстрыми движениями разгладила предательские складки на муслиновой сорочке с завышенной талией. Девушка положила журнал на колени и на всякий случай еще раз затянула лиф.

Приоткрылась двустворчатая дверь. Барнетт на мгновение застыл в проеме – вежливая, хорошо продуманная пауза, во время которой человек, находящийся в комнате, может привести себя в порядок. К счастью, в этот раз Хелен успела подготовиться. Дворецкий тепло посмотрел на девушку и, получив немое одобрение, распахнул дверь и отступил в сторону. Тетушка Леонора, все еще в алой ротонде[5], вошла в библиотеку, не прерывая своей речи, и сняла с руки синюю перчатку. Ее личная горничная, Мэрфитт, не отставала от леди ни на шаг.

– Тебе будет сложно это признать, дорогая, однако я не сомневаюсь, что все правда. Я бы отмахнулась от слов мистера Шорэма, но позже мы встретились с леди Бэк, а ты знаешь, что я безоговорочно доверяю ее… – Тетушка умолкла, подбирая подходящее хвалебное слово.

– Ее шпионам? – предположила Хелен и благодарно взглянула на Барнетта.

Дворецкий с глубоким поклоном удалился из комнаты и закрыл за собой двери.

Тетушка Леонора натянуто улыбнулась:

– Ты прекрасно знаешь, что ни о чем подобном я не думала. Ее рассудительности. – Она вытянула перед собой перчатку.

Мэрфитт поспешно забрала ее у леди и накинула на запястье.

– Что вам рассказала леди Бэк? – поинтересовалась Хелен, сгорая от любопытства.

На мгновение оживленная улыбка тетушки превратилась в странную, натянутую гримасу. Она молниеносно проскользнула на подвижном лице Леоноры, и Хелен чуть было не проглядела ее. Девушка присмотрелась к тетушке: гримаса бесследно исчезла, оставив после себя слегка опущенные уголки рта и морщинки у глаз. Поспешно скрытое неприятное осознание – Хелен не сомневалась в том, что ее догадка верна. У девушки была отличительная особенность – она умела распознавать выражения лиц, стоило ей как следует на них сосредоточиться. Это поражало и в некоторой степени возмущало объекты ее исследования. По крайней мере, тетушке с дядюшкой стало не по себе от ее талантов, и они запретили Хелен озвучивать свои наблюдения, особенно дома. Леди полагается раскрашивать ширмы, читать баллады, задыхаясь от рыданий, и играть на фортепиано, а не срывать маски в приличном обществе.

– Сегодня на улице очень холодно, – заметила тетушка. – Надеюсь, нас не ждет такая же весна, что и в прошлом году.

Внезапная смена темы застала Хелен врасплох, и на секунду она умолкла. Тетушка явно что-то скрывала.

Девушка предприняла вторую попытку:

– О чем же вы говорили с леди Бэк, что вернулись так рано?

Тетушка принялась стягивать другую перчатку и обратила внимание на журнал «La Belle Assemblée», все еще лежавший у племянницы на коленях:

– Ты выбрала костюм для верховой езды по вкусу? Чтобы его успели сшить к началу сезона, необходимо уже на этой неделе обсудить фасон с мистером Дюреем.

Хелен обратила внимание на поджатый рот Леоноры – он означал прямой отказ – и удержалась от третьей попытки. Она решила дождаться, пока Мэрфитт покинет комнату.