Книга Путь к процветанию. Новое понимание счастья и благополучия - Мартин Селигман

Я организовал недельную конференцию, решив, что символично будет провести ее в Дерри в Северной Ирландии[3]. Там собрались сорок ведущих экспертов по этнополитическому насилию {3}. Все они были из научных кругов и хорошо знали друг друга. Исключение составляли двое: мой тесть Деннис Маккарти, в прошлом британский промышленник, и казначей фонда, в прошлом профессор инженерного дела из Корнелльского университета. Позже Деннис признался, что с ним никогда еще не были так любезны. Сборник Ethnopolitical Warfare (под нашей с Дэниелом Широ редакцией) действительно вышел в 2002 году {4}. Его стоит прочесть, но сейчас речь не о том.

Я почти забыл о щедром фонде, названия которого по-прежнему не знал, когда полгода спустя мне позвонил казначей.

– Вы провели отличную конференцию, Марти. Я познакомился там с двумя прекрасными людьми: медиком и антропологом Мелом Коннером {5} и тем парнем, Маккарти. Кстати, чем он занимается? И чем вы хотите заниматься дальше?

– Дальше? – я замялся, потому что был совершенно не готов запрашивать дополнительные средства. – Ну, я подумываю о позитивной психологии.

И вкратце объяснил, что это.

– Почему бы вам не встретиться с нами в Нью-Йорке? – спросил он.

В то утро Мэнди, моя жена, предложила мне надеть мою лучшую белую рубашку.

– По-моему, лучше одеться попроще, – сказал я, вспомнив скромный офис на Нижнем Манхэттене. Но на этот раз встреча проходила в одном из самых фешенебельных офисных центров, в огромной переговорной на верхнем этаже. Впрочем, ждали меня все те же два юриста и селектор, а на двери по-прежнему не было таблички.

– Что такое эта позитивная психология? – спросили они. Десятиминутного объяснения оказалось достаточно. Меня прервали вопросом: – Когда вернетесь в Пенсильванию, можете прислать нам заявку? Не больше трех страниц. И не забудьте приложить смету.

Через месяц я получил чек на 1,5 миллиона долларов. Закончилась эта история так же странно, как началась. Благодаря финансированию позитивная психология стала процветать, и это не осталось без внимания фонда. Через два года я получил еще одно лаконичное письмо от П. Т.: «Измерение Мандела – Милошевич представляет собой континуум?»

«Хм-м-м… Что бы это могло значить?!» – задумался я. Однако, понимая, что имею дело с серьезными людьми, собрался и написал П. Т. длинный наукообразный ответ, изложив все, что известно о врожденных и благоприобретенных свойствах ангелов и монстров.

«Почему бы Вам не встретиться с нами в Нью-Йорке?» – ответил П. Т.

В этот раз на мне была лучшая белая рубашка, а на двери красовалась табличка Atlantic Philanthropies. Оказалось, что фонд существует на деньги одного человека – Чарльза Фини {6}, который сделал состояние на магазинах беспошлинной торговли и пожертвовал всё (5 миллиардов долларов) на добрые дела. В соответствии с американским законодательством, распорядителям пришлось дать фонду название.

– Мы хотели бы, чтобы вы собрали ведущих экспертов и обсудили все аспекты проблемы Манделы – Милошевича, от генетики добра и зла до его политологии и социологии, – сказали мне. – Мы планируем выделить вам 20 миллионов долларов.

Двадцать миллионов долларов – огромная сумма и я ухватился за эту возможность. Я очень старался. Следующие полгода мы встречались с учеными, писали и переписывали заявку, чтобы ее утвердил совет директоров. Мы включили в нее очень интересные данные {7}.

– Нам очень неловко, Марти, – сказал П. Т. по телефону. – Совет зарубил проект – впервые в истории. Им не понравился генетический аспект. Слишком взрывоопасная тема.

В течение года оба моих добрых гения, явившиеся прямиком из телесериала «Миллионер» (в 1950-х на меня, подростка, произвел неизгладимое впечатление незнакомец с чеком в миллион долларов), отошли от дел.

Я следил за деятельностью Atlantic Philanthropies (помощь Африке, финансирование исследований старения, проекты по североирландской проблеме, поддержка образования) и через три года решил позвонить новому директору фонда. Он взял трубку, и я буквально ощутил, как он готовится к очередным просьбам.

– Я звоню только для того, чтобы поблагодарить вас, и прошу передать мистеру Фини, что глубоко признателен ему, – начал я. – Вы оказались рядом в нужный момент и вложили в дерзкую идею, в изучение того, ради чего стоит жить, средства, которые были нам нужны. Вы помогли нам в самом начале, и теперь мы не нуждаемся в помощи, потому что позитивная психология самоокупается. Но без Atlantic Philanthropies этого бы не произошло.

– Мне еще никогда не звонили, чтобы сказать подобное, – озадаченно ответил директор.

Рождение новой теории

Мое сотрудничество с фондом – один из самых ярких моментов за последние десять лет, и эта книга о том, какое оно имело продолжение. Рассказывая о позитивной психологии сегодня, я начну с радикального переосмысления позитивности и процветания. Однако в первую очередь я должен поделиться с вами своими новыми представлениями о счастье.

Фалес считал, что все есть вода.

Аристотель считал, что все действия человека направлены на достижение счастья.

Ницше считал, что все действия человека направлены на достижение власти.

Фрейд считал, что все действия человека направлены на подавление страстей {8}.

Гиганты мысли крупно ошибались, сводя все человеческие мотивы к одному. Монизм[4] позволяет вам сделать максимальное число выводов из минимального числа фактов и легко проходит тест на парсимонию (положение философии, согласно которому верный ответ – самый простой). Но парсимония накладывает серьезные ограничения: если данных слишком мало, чтобы объяснить разнообразные нюансы изучаемого феномена, объяснить ничего нельзя {9}. Монизм сыграл злую шутку с величайшими мыслителями.

Из примеров монизма мне ближе всего точка зрения Аристотеля (все, что мы делаем, мы делаем, чтобы стать счастливыми), но мне категорически не нравится слово «счастье» – от частого употребления оно потеряло всякий смысл {10}. Его невозможно использовать как научный термин или в практических целях – в образовании, терапии, публичной политике, просто пытаясь изменить свою жизнь. Наш первый шаг – разложить монистическое «счастье» на несколько терминов. Делая это, мы не просто упражняемся в семантике. Для осмысления счастья нужна теория, и свою новую теорию я излагаю в этой главе.

«Ваша теория 2002 года не может быть верна, Марти», – сказала Сения Маймин в 2005 году, на вводном занятии для будущих магистров прикладной позитивной психологии. 32-летняя Сения, блестяще окончившая математический факультет Гарварда, в совершенстве владеющая русским и японским языками и управляющая собственным хедж-фондом, – воплощение позитивной психологии. Улыбка Сении способна осветить даже мрачные аудитории в Ханстман-холле вроде той, где мы находились (студенты школы бизнеса Уортона называют эту «пещеру», свою базу, «звездой смерти»). Выбирающие эту магистерскую программу по-настоящему незаурядны: 35 взрослых успешных людей со всего мира каждый месяц прилетают в Филадельфию на три дня, чтобы познакомиться с последними достижениями позитивной психологии и узнать, как можно использовать их в работе.