Книга Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон

Днем пришел секретарь султана шейх Сулейман с письмом к губернатору; Бребнер, который едет на «Надир-шахе», отплывающем завтра, должен был доставить это письмо по назначению. Шейх Сулейман предложил капитану деньги, но тот не захотел и слышать об этом. Вот перевод письма, представляющего собой ответ на приведенное мной выше:

«Его Превосходительству губернатору Бомбея

(вначале идут вежливые приветствия)

…Ваше письмо, доставленное д-ром Ливингстоном, я получил и вполне понимаю все, что Вы о нем говорите. Я отношусь к нему с уважением, окажу ему почет и помогу во всех его делах. Я уверен, что он скажет Вам, что я это уже сделал.

Надеюсь, Вы будете сердечно вспоминать обо мне и напишете мне еще много писем.

Если Вам что-нибудь понадобится, я с радостью сделаю это.

Ваш искренний друг,

Маджид бен Сеид. 2 шауля 1282 г. (18 февраля 1866 г.)»

2 марта 1866 г. С севера пришла арабская шхуна с рабами. Когда султану сообщили об этом, он приказал сжечь ее. Из окна консульства мы видели, как она горела. Но власть султана над северными арабами очень слаба.

Вонь, поднимающаяся от полутора или двух квадратных миль открытой береговой полосы, служащей местом свалки городских нечистот, просто ужасна. По ночам она так густа, что кажется, можно отрезать кусок и удобрять им землю в саду; место это можно скорее назвать Вонибаром, чем Занзибаром. Никто не может долго оставаться здоровым в таком месте.

Посетив невольничий рынок, я увидел около трехсот рабов, выставленных на продажу. Большая часть из них привезена с озера Ньяса и реки Шире. Мне так знакомы эти своеобразные лица и татуировки; я ждал, что кто-нибудь из рабов узнает меня. Одна женщина сказала, что слышала о том, как мы поднимались по озеру Ньяса на лодке, но она меня не видала; другие рабы были из Чипета, в юго-западной части озера. Все взрослые, казалось, стыдились того, что их распродают. Покупатели осматривают их зубы, поднимают платье, чтобы поглядеть на нижнюю часть тела, бросают палку, чтобы раб принес ее и таким образом показал свою расторопность. Некоторых продавцы таскают за руку в толпе, все время выкрикивают цену. Большинство покупателей – арабы с севера и персы. Сейчас период, в течение которого подданные султана не имеют права перевозить рабов вдоль берега, но это попросту и невозможно, так как дует противный ветер. Многие арабские шхуны уходят на Мадагаскар, а оттуда возвращаются сюда, чтобы укомплектовать свой груз.

6 марта. Солнце уже прямо над головой, и начались дожди. Мы ждем со дня на день прихода из Джоханны[2] «Пингвина», чтобы отправиться на нем к Рувуме. Место тут нездоровое, шестеро из моих людей больны лихорадкой. Не многие остаются на острове здоровыми долгое время. Власть султана слаба, он только наследник начальника арабов, пришедших с севера и захвативших остров и морское побережье вблизи него на континенте. Правителя называют саидом, никогда не употребляют слова «султан».

При раскопках здесь было найдено несколько монет с куфическими надписями; монетам этим около девятисот лет. Остров низменный; самые высокие точки, видимо, не превышают ста пятидесяти футов над уровнем моря. Он кораллового происхождения, встречаются песчаниковые конгломераты. Большая часть растений Занзибара африканского происхождения, но произрастающие здесь также гвоздичное дерево, манго и рощи кокосовых пальм придают пейзажу роскошный вид, как у островов южной части Тихого океана.

Сегодня мы посетили одного старика, самого богатого человека на Занзибаре. Он должен дать мне письма к своим друзьям в Танганьике; я пытаюсь добиться устройства там склада продовольствия, чтобы не оставаться без всяких запасов, когда достигну тех мест.

18 марта. Я договорился с Курджи, откупщиком таможенных сборов, что он пошлет в Уджиджи на озеро Танганьика запас бус, тканей, муки, чая, кофе и сахара с человеком, который останется заведовать складом вместе с таможенным арабом Тани бен Суэлимом.

Вчера мы ходили к султану прощаться и благодарить за его действительно доброе отношение ко мне и к моим людям. Он предложил мне людей в сопровождение и еще одно письмо, если я захочу. У него очень больной вид.

Очень заботились обо мне во время моего пребывания на острове д-р и миссис Сьюард. Они сделали для меня все, что было в их силах.

Несколько дней назад прибыл «Пингвин». Командир, лейтенант Гарфорс, согласился доставить меня на реку Рувуму и высадить там. У меня есть шхуна для перевозки животных: шести верблюдов, трех буйволов с теленком, двух мулов и четырех ослов. Состав моих людей: тринадцать сипаев, десять человек из Джоханны, девять юношей из Насика, два из Шупанги и два вайяу – Викатани и Чу́ма.

19 марта. Отплываем в 10 часов утра. Верю, что Всевышний даст мне преуспеть в моей работе, дарует мне вес в глазах язычников и поможет сделать мое общение с ними полезным для них.

22 марта. Сегодня прибыли в залив Рувумы и бросили якорь примерно в двух милях от устья реки на глубине в тридцать футов. Я прошел по левому берегу вверх по течению, чтобы посмотреть, не изменились ли протоки, впадавшие раньше в залив, и смогут ли верблюды перейти через них: кажется, протоки стали мельче. Достаточного ветра для шхуны не было; о том, чтобы наш военный корабль взял ее на буксир, не могло быть и речи. Все же 23-го куттер попробовал буксировать шхуну, но безуспешно, так как в это время года течение реки очень сильно. С юго-востока подул сильный ветер, с которым шхуна могла бы войти в устье, но хозяин шхуны был в это время на «Пингвине» и сказал, что у него нет большого паруса. Я заставил его уйти с корабля, но раньше чем мы добрались до устья реки, ветер стих.

24 марта. Я отправился на шхуну; ветра не было, но я дал распоряжение капитану подняться по реке, держась правого берега, если подует бриз. Мичман Фэйн отправился со мной вверх по реке вдоль левого берега, чтобы посмотреть, сможем ли мы провести верблюдов по воде. Около того места, где река делает свой первый небольшой поворот к северу, мы высадились и увидели три огромные протоки; джунгли из кустарника, финиковых пальм, переплетающихся стволов бамбука, растений с изогнутыми колючками были столь густы, что сквозь них едва можно было пробраться. Дальше от берега шла липкая грязь, густо пронизанная мангровыми корнями и изрезанная протоками; на их топких берегах нога погружалась по щиколотку.

Ни один верблюд не мог бы здесь пройти, да и люди могли бы пробиться только с большим трудом, проложить же дорогу нам никогда не удалось бы. Мы набрели на бегемота-самку, лежавшую в яме, которая не скрывала ее от наших глаз. Фэйн выстрелил ей в голову; она так перепугалась, что чуть не опрокинулась на спину, бросившись бежать по противоположному склону ямы. Фэйн убил ее маленького; он походил на поросенка, хотя был величиной со взрослую свинью.