Книга И маятник качнулся... - Вероника Иванова

— Право, не стоит тратить на меня силы! Я ничего никому не скажу!..

Заревев, как раненый медведь (ни разу не слышал, но именно так себе представлял), громила бросился на меня, забыв о топоре. Чем я мог ответить? Только ножом под правой рукой — не бог весть что, но всё же...

Кулак бородача полетел навстречу моему носу, а я нырнул вниз и ударил противника под рёбра. И обломался. В смысле, нож мой обломался о кольчугу, которая ранее скрывалась под кожаной курткой, а теперь весело подмигивала мне из прорехи. Сам бородач удара и не почувствовал. Краем глаза я отметил, что его собутыльники даже не поднялись из-за стола — наша стычка их просто забавляла...

Я прекрасно понимал, что всей моей массы не хватит, чтобы свалить противника с ног — нужно что-то более радикальное. И я метнулся к топору. Разумеется, по пути споткнулся о стол, плюхнулся на него, перекатился, сполз на пол с другой стороны, схватил правой рукой топорище и потянул на себя, снизу вверх. На моё счастье, лезвие со странным «чмоком» выскочило из дерева. Я перехватил оружие двумя руками и нанёс удар нижним, утяжелённым концом рукояти. К собственному удивлению, попал. Причём прямо в середину лба. Бородач охнул, на мгновение замер на месте. Я уже решил, что понадобится второй удар, но массивное тело плавно осело на пол, как скошенная трава. Товарищи убиённого продрали глаза и медленно потянулись из-за стола. В мою сторону.

— Щенок! Ты убил его!

— Господа, господа, я прошу вас — разойдёмся с миром!

Но к моей просьбе, как всегда, никто не прислушался.

Высокий худощавый мужчина с лошадиным лицом потянул меч из ножен за спиной. Всё, что я мог ему противопоставить, это топор, рукоять которого помогла мне парировать первый рубящий удар. Дерево, обтянутое кожаным ремнём и укреплённое стальными пластинками, выдержало натиск, но мои руки ощутимо загудели. Мечник атаковал снизу. Я лихорадочно опустил своё оборонительное оружие навстречу хищному лезвию. Следующие несколько судорожных вдохов мы провели точно так же: он атаковал, я — парировал удары, когда — более успешно, когда — менее...

В поясницу упёрся край стойки — дальше отступать было некуда. Я вздохнул, собрал последние силы, подскочил вверх, плюхнулся на стойку спиной и тем, что находится пониже спины, перекатился через широкую наборную столешницу, сбивая ногами кружки и бутылки, выставленные незадачливым трактирщиком для будущих клиентов, и ухитрился встать на ноги мгновением позже того, как мечник рассёк воздух своим ковыряльником в том месте, где предполагал найти мою шею. Теперь мы были чуть дальше друг от друга, чем хотелось бы моему противнику, но гораздо ближе, чем полагал безопасным я. За рубкой последовал каскад колющих выпадов, которые в клочья изрезали бока моей куртки. Не скажу, чтобы я сильно разозлился, но и радоваться было нечему: куртка у меня единственная и в своём роде неповторимая, а с заплатами, согласитесь, вид у одежды становится несколько... непривлекательным.

Улучив момент, я перехватил топор правой рукой и крутанул над стойкой. Мечник, разумеется, заметил моё движение, но сделать шаг в сторону не смог — мешал стол. Он вскинул меч, отводя мой атакующий удар, но то ли ему не повезло, то ли я сегодня был на редкость удачлив — топор скользнул по стальной полосе, оттолкнулся от неё, взлетел и... Вошёл наискось в ключицу, перерубив артерию. С топором можно было прощаться. С мечником тоже.

Оставался ещё один «охотник за головами», на мой взгляд — самый опасный: гибкий и вёрткий смуглокожий брюнет. На его лице не отразилось ничего при виде внезапной гибели товарищей, разве что губы скривились чуть больше... Он обнял себя за плечи и резким движением выпростал руки вперёд, встряхнув пальцами, с кончиков которых сорвался веер сверкающей стали: в мою сторону летел целый рой метательных ножей. Собственно говоря, я догадывался, как он будет атаковать — перевязи с ножами находились на виду, в отличие от кольчуги первого громилы. По-настоящему испугавшись, можно сказать, в первый раз за этот вечер (неожиданная встряска не добавила мне энтузиазма, но успешно прогнала желание навсегда покинуть подлунный мир), в тот момент, когда брюнет поднял руки, я схватил со стойки деревянный поднос и наотмашь ударил по серебристому облаку... Пара ножей миновала сей импровизированный щит, сдирая кожу на моих боках, ещё одна «пчела» обожгла щёку (мне и тут повезло), но основную часть я всё же отбил. Уж и не знаю, почему именно ударил — проще ведь было закрыться... В следующую минуту я боялся выглянуть из-за подноса, но продолжения атаки не последовало — один из отбитых мною ножей загадочно мерцал в левой глазнице брюнета... Можно было без сил опуститься на стул.

В трактире наблюдался маленький разгром. Пострадала кое-какая мебель, посуда, несколько бутылок и кувшинов с вином, о чём свидетельствовали лужи разнообразных форм и размеров. На стойке появились свежие зарубки, но они как раз были наименее заметным ущербом, поскольку очень похожие следы покрывали всю её поверхность. Пока я тупо созерцал беспорядок, устроенный не без моего участия, гномка резво обшарила карманы громил, позаимствовав кошельки. Потом обернулась ко мне и, уперев руки в бока, с холодной яростью осведомилась:

— Ты что, совсем плохой, да?

Я с трудом перевёл взгляд на рассерженную малявку.

— Что-то не так, милая?

— Не так?! Хоть одного гада надо было оставить в живых! Что я теперь буду с этим делать?

У меня под носом оказалось запястье левой руки девчонки. Тоненькое, но отнюдь не хрупкое, кожа чистая, край рукава чуть обтрепался...

— И что?

— С гвардом что мне делать, идиот?!

Гвард? А, она имеет в виду этот браслет... Довольно милая вещица, только слишком массивная. Хотя, например, на моей руке он смотрелся бы более уместно — простая полоса тёмного металла с насечкой из непонятных значков. Я рассеянно провёл пальцами по браслету. Тёплый, как странно... Раздался звонкий щелчок, и поперёк вязи надписей пролегла трещина. Браслет раскрылся и шлёпнулся на пол. Гномка оторопело переводила взгляд с меня на сломанное украшение:

— Как ты это сделал?

Как? Лучше бы она спросила, как я умудрился уложить трёх парней, в течение долгих лет уделявших пристальное внимание поединкам не на жизнь, а на смерть... А браслет... Наверное, нажал на потайную защёлку. Именно это я и сказал гномке. Она покачала головой:

— Шутишь, да? Это же — гвард, его просто так не снимешь.

— Да объясни толком, что ты имеешь в виду?

Гномка отмахнулась:

— Некогда трепаться! Собирай свои пожитки и уходим.

— Куда? И зачем?

— А ты хочешь встретиться с хозяином этих мерзавцев?

Почему она решила, что эти почтенные люди — мерзавцы? При мне её ни разу не обидели, даже не ударили. Сдаётся мне, что во всей этой компании мерзопакостностью отличалась именно малявка, уверенно и бесцеремонно вытащившая меня за порог трактира...

* * *

Несуразность происходящего стала совершенно ясна спустя примерно четверть часа отчаянной беготни под пологом расцветающего леса. Полоумная гномка, должно быть, с самого раннего детства тренировалась в беге по пересечённой местности; что же касается меня, то я всю свою жизнь — не слишком длинную, но и не такую уж короткую, как может показаться — был убеждённым противником подобных физических упражнений. Да и вообще, почему скромный, благовоспитанный юноша... Ладно, ладно, далеко не юноша, согласен. Поставим вопрос иначе: почему ничем не примечательный молодой человек вприпрыжку скачет через коряги в безнадёжных попытках догнать маленькое чудовище? Отчаянный рывок — и мне удалось вцепиться в плечо девчонки: