Книга Ведьмин клад - Татьяна Корсакова

Он и не забыл, все с силами собирался да ждал удобного случая. Вот случай-то и представился. Сначала жена одного из старателей родами померла. Два дня мучилась, горемычная, а как только ведьма порог дома переступила, так и преставилась. Потом Аким после ведьминых ласк в Лисьем ручье искупался и слег от лихоманки. А давеча Гордей Седов, самый старший из их артели, вдруг от хвори бесовской помер. Ничего б в том дурного не было – мало ли народу на прииске помирает! – да вот только Гордей помер аккурат после того, как к ведьме сходил за притиркой от прострела. Натерся притиркой-то да тут же как заорет:

– Ой, братцы, горит! Ой, плохо мне, ой, чешется все!

А сам давай вертеться ужом да шкуру на спине в кровь раздирать. А шкура вся красными волдырями пошла, сначала на спине, а потом-то и по всему телу. Дальше Гордей вдруг за горло схватился, засипел, посинел и все – помер! Вот тогда-то Демьян в голос про ведьмины козни и заговорил. Местные бы ни в жисть не поверили, да старатели – народ не из пугливых, их байками про ведьмино проклятье не напужать.

Трое самых отчаянных решились с Демьяном идти к Лисьему ручью – ведьму проучить. Один – Микула – тот, чью женку с дитем неродившимся ведьма до могилы довела, больше всех ярился, грозился тварь мерзкую аки жабу болотную разодрать. Другой – Гришка Хромый, наипервейший Гордея Седова дружок, тоже на ведьму зуб имел, потому как чуть было той притиркой отравленной себе больное колено не натер, да, видать, уберег Господь, отвел беду. А третий – Ерофей – это уже его, Демьяна, товарищ, сказал, что хочет с ведьмы за Акимову лихоманку спросить, да только знал Демьян – Ерошке ведьма тоже покою не дает, во снах грезится и от дум богоугодных ох как далеко уводит.

Стало быть, четверо их к Лисьему ручью пошло. Вчетвером-то они уж как-нибудь с ведьмой управятся, спросят с этого бесовского племени по всей строгости.

Через ручей перебирались осторожно: никому не хотелось в ледяной воде искупаться. Особливо долго Гришку Хромого дожидаться пришлось, тяжко ему с его-то распухшей ногой по склизким камням скакать, а ведь не передумал, хрен колченогий, не забоялся. Ох, видать, и его ведьма за живое зацепила, не из-за Гордеевой кончины он так разошелся.

Ведьму в избушке они не нашли. Ушла, небось, по своим ведьмовским делам, даже дверь не закрыла – никого не боится, бесовское отродье. Да и кто ж осмелится в ее доме хозяйничать! Местные точно не осмелятся.

А в избушке чистенько: прибрано все, травами сушеными пахнет и еще чем-то вкусным. В красном углу икона. Вот ведь паскуда, даже лика Господнего не убоялась, так и творит пред его светлыми очами свои непотребства.

– Ну что, дожидаться станем? – Ерошка завалился на ведьмину кровать, закинул руки за голову и глаза прикрыл, а на морде ухмылка такая, что сразу видать, о чем помышляет, аспид.

– Так обождем, коль уж пришли, – Микула присел на тяжелую колоду, которая ведьме замест табурету, обвел недобрым взглядом сначала болтающиеся под потолком пуки сушеного зелья, потом красный угол с иконой. Видать, о том же подумал, что и Демьян, потому как нахмурился еще больше.

– А и обождем! Что ж не обождать! – Гришка сучковатой палкой, которая ему замест посоху, ткнул Ерошку в бок. – А ну, подвинься, дай старому человеку присесть.

Ерошка зашипел сквозь стиснутые зубы, но упрямиться не стал. Гришка даром что хромой, а как до драки дойдет, так ему с его посохом еще поди равного сыщи. Минулой весной казака одного залетного так оприходовал, что никакие притирки не помогли – отдал казак богу душу.

Не хотелось Демьяну ведьму в ее избушке дожидаться, снаружи, у ручья, оно как-то сподручнее серьезные разговоры разговаривать, да ведь с этими не поспоришь. Ох, лучше б он один пошел или с Микулой…

Они еще и осмотреться толком не успели, как дверца тихо скрипнула. Демьян, который ближе всех к порогу стоял, крутнулся вокруг себя, ножик свой любимый из кармана выхватил. А ведьме хоть бы что! Стоит себе, глазищами зелеными зыркает, а косы рыжие такие длиннющие, что аж пол метут. Вот бы ее за эти косы… Как подумалось про то, так сразу жарко стало, даже ногам, в Лисьем ручье замоченным.

– С Акимом что-то? – спросила и прямо в душу Демьянову заглянула глазюками своими колдовскими.

С Акимом?.. Да что ж это такое?! На него смотрит, а все едино про Акима думает.

– И с Акимом, и с Гордеем, и с Марьюшкой моей… – Микула тяжко поднялся с колоды, шагнул к ведьме. – Ты помнишь Марьюшку?

– Поздно ты меня кликнул, добрый человек. – Ведьма вошла в избушку, кинула недобрый взгляд на развалившегося поперек кровати Ерошку, коротко кивнула Гришке Хромому. – Я уже ничем помочь не сумела, ребеночек неправильно шел.

– А Гордей? – Гришка ловко, невзирая на свою хромоту, вскочил на ноги, угрожающе взмахнул посохом. – Гордея пошто загубила, гадина лесная?! Это ж в каких муках адовых человек помирал от притирки твоей!

– В муках помирал? – Ведьма удивленно выгнула бровь. – Ничего не разумею. Хорошая притирка, третьего дня сваренная. Завсегда от прострела помогала.

– Вот и Гордею помогла… на тот свет уйти, – Демьян захлопнул дверь да спиной к ней прижался для надежности, чтобы ведьма уже точно никуда от них не делася. – А Акима после твоих ласк лихоманка который день бьет, он уже меня, брата родного, не узнает.

– Так что ж меня не позвали?! – Ведьма сердито притопнула ногой. – У меня средство есть от жара…

– Знаем мы твои средства, – Ерошка одним прыжком очутился позади ведьмы, поймал за косу, намотал на кулак. Так и есть, брехал, сучий потрох, что из-за Акима к Лисьему ручью пошел. Из-за ведьмы пошел. Оттого и в глазах его сейчас черти пляшут. Точно, морок. Приворожила Ерошку, как и его, Демьяна, присушила…

– Пусти!

А ведьма, кажись, и не испугалась совсем, только плечом повела так, что расшитая рубаха вниз поползла. Сразу шея стала видна и цацка эта ее железная. Честная баба крест нательный носит, а у этой вона что… Демьян отлепился от двери, шагнул к ведьме, рука сама потянулась к медальону. А ведь красивая цацка-то, необычная. И не железная вовсе, а из черненого серебра. Кажись, дутая, потому как хоть и немалого размеру, а легкая совсем.

– Не трожь! – А в глазах ведьмовских зеленый огонь все ярче разгорается. – Не трожь, сказала!

– Люба тебе вещица-то? – Видно же, что люба! Может, необычная цацка, колдовская?..

– Акиму еще не поздно помочь. Я зелье одно знаю… – А ведь боится ведьма! Ерошку с его лапищами загребущими не побоялась, а за цацку эту вишь как трясется.

– А не надо Акиму твоей помощи! Коли Богу угодно душеньку его к себе забрать, так тому и противиться грешно.

– Ага, грешно. – Ерошка, дурья башка, на медальон даже и не посмотрел, рванул ворот ведьминой рубахи так, что все, от чужих глаз скрытое, сразу видно стало. У Демьяна аж дух занялся от красоты такой нечеловеческой. Точно, что нечеловеческой. Не может нормальная баба так на мужское естество влиять, чтобы тот про все на свете забывал и об одном только думать мог.