Книга Студентка с обложки - Робин Хейзелвуд

— Какого вы роста?

— А ваши родители?

— Насколько вы выросли за последний год?

— Какой у вас вес?

— Носите ли вы контактные линзы?

— Пользуетесь ли солнцезащитным кремом?

— Как бы вы описали свои волосы?

— Опишите поэтапно, как вы ухаживаете за кожей утром и вечером, начиная со средства для умывания.

И так далее, и тому подобное. Как в кошмаре, когда у вас экзамен и целая комиссия принимает предмет, который вы не проходили. Правда, у моделей экзамены не очень сложные.

Наконец тема ухода за собой исчерпана. Глаза Конрада временно остекленели: что-то прикидывает в уме.

— Итак… Вам почти восемнадцать. Вы закончили школу, верно?

— Да.

— Поступаете куда-нибудь?

— Да.

— Куда?

Главное, чтобы уехать подальше. Этим летом поступление — основная тема разговоров всех моих сверстников, их родителей и родственников. Короче, всех, кто не занимается модой.

— В Колумбийский университет[1].

Конрад снова встает и подходит ко мне.

— А что ж не в Северо-Западный[2]?

Подумаешь, Северо-Западный!

— М-м-м… Неплохой университет, — отвечаю я. Вдруг он там учился? — Но я хочу учиться в Нью-Йорке.

Конрад пристально смотрит на меня. Секунду, вторую.

— Посмотрим…

На что смотреть-то? Насколько я знаю, прием уже закончен, и слава богу.

К счастью, тема закрыта; Конрад берет меня за руку и ведет в фотостудию, просторную, белую и красивую. Очень красивую. Полки с толстыми альбомами по искусству, тоннами журналов и маленькими скульптурами. Два лоснящихся кожаных дивана, лакированный столик с каллами в хрустальной вазе. Хромированная аппаратура, сияющая под яркими лампами.

Я верчу головой; наконец до меня доходит, где я. В животе все сжимается от одной мысли, что это человек другого полета, совсем-совсем другого. С такими я еще не работала.

И тут я увидела эту фотографию. Вот она, прямо передо мной, рукой подать, маленькая, черно-белая. Я невольно ахаю. Ведь там в нескольких унциях лайкры игриво улыбается не кто-нибудь, а Синди Кроуфорд, самая суперская супермодель Америки! Правда, такой я ее никогда не видела: короткие торчащие во все стороны волосы, пухлые щеки — на вид лет семнадцать. Как мне.

Ничего себе! Я знала, что Синди из Иллинойса, но… Я поворачиваюсь к Конраду. Тот улыбается, смотрит на меня добрыми синими глазами. Медленно протягивает руку и касается моего лица.

— Ну-ка, ну-ка: если вот это передвинуть… — Он чуть касается моей родинки на лбу и проводит пальцем по щеке, — будет она. — И он дотрагивается до места, где находится знаменитая родинка Синди.

Ох, вряд ли… В моем родном Висконсине всегда говорили, что я вылитая Брук[3]. Если не считать бровей, сходство слабое, но почему-то некоторые останавливают меня на улице, ничуть не сомневаясь, что я и есть мисс «Только джинсы Калвин!». Хотя зачем звезде таких масштабов шастать по какому-то захолустью в футболке с эмблемой Балзамской средней школы, для меня остается загадкой. Никак решила залечь на дно.

И все-таки мне сделали комплимент, а кто не любит комплименты? Тем более если вас сравнивают с Синди — и не кто-нибудь, а ее же фотограф! Здорово! Улыбаться до ушей, конечно, настоящей леди не пристало, но что поделать.

Вот и все. То есть через минуту все. Я прощаюсь и ухожу по усыпанной гравием дорожке. За мной, ворчливо брюзжа, закрываются железные ворота. На серой мокрой улице идет довольно холодный дождь, и я засовываю руки в карманы. Перед светофором оглядываюсь. Особняк фотографа совсем не такой, как остальные дома из невзрачного кирпича. Он манящий, волшебный и мерцает, словно золотистая галька на пляже — и снаружи, и внутри. Я вспоминаю яркие люстры в фойе, уютные светильники в кабинете, сияние ламп в фотостудии — светом был залит буквально каждый уголок. А теперь все вокруг кажется каким-то плоским и скучным.

Я должна здесь работать, говорю я себе и иду дальше. Просто обязана!

Неудивительно, что я так настроена: пока что мою карьеру никак не назовешь звездной. А как иначе, если все началось с сыра? Спасибо, хоть не с клубнички. С чеддера.

Дело в том, что мой отец работает в небольшом рекламном агентстве «Вудс, Вудс и Ваковски», расположенном в Милуоки. Их авторству принадлежит не один избитый слоган, включая туповатые фразочки про молочные продукты. Ну, вы слышали: «ПочеМУ — не пойМУ», «СЛИВКИ общества», «Для СЫРОедов»… Чего еще ожидать от рекламы в штате, где даже на номерных знаках пишут: «Молочная ферма Америки»?

Прошлой осенью отец нашел свежее решение: кепка. Кепка и кепка, только сырная. Может, видели? Если нет, вообразите себе бейсболку с клинышком чего-то желтого с дырочками — сыра — на козырьке. А теперь представьте, что кто-нибудь вышел так в люди, желательно в пьяном виде. Ужас, летящий на крыльях ночи? Видели бы вы прототипы! (Я видела).

Так вот, как-то морозным зимним утром отец устроил мне модельный дебют. Предложил семьдесят два доллара — все, что нашел в бумажнике. А я за эти деньги должна была дать себя заснять в этой кепке.

Фотограф агентства, Дэйл, отщелкал две пленки, а потом попросил меня попозировать еще, только без сыра.

— У тебя красивые лицевые кости, — сказал он и убедил меня разжать кулаки, стать почти боком и посмотреть в объектив. — И сногсшибательная улыбка.

Я засияла.

После съемки Дэйл, стоя на коленях и запихивая в сумку рефлектор, сказал мне еще кое-что:

— Мне кажется, Эмили, ты могла бы стать моделью. Честно.

И даже предложил передать мои фотографии в местное модельное агентство.

«Ты могла бы стать моделью». Именно так, слово в слово! Я притворилась, что слегка удивлена, но мне, в общем-то, все равно. А если честно, чуть не закричала от радости.

Нельзя сказать, чтобы я была к этому не готова. Все, кто заходил в мою комнату за последние пять лет, знают: я ужасная модница. Жить без этого не могу. Я подписываюсь почти на все модные журналы, а остальные покупаю в киоске. Правда-правда: если на обложке улыбается какая-нибудь красотка, а рядом написано: «Десять лучших советов сезона!» или «Новый неподражаемый образ!», журнал мой. И чем толще, тем лучше. Я несу его домой (не скручивая, чтобы не помять страницы и не поцарапать обложку) и выполняю целый ритуал. Поднимаюсь к себе, сажусь на ковер, зажимаю страницы большим пальцем и медленно перелистываю. Найдя искомую фотографию, скажем, Фамке[4], Рэйчел[5] или Элль[6] (конечно, я всех знаю по именам), я беру нож Х-Акто (Ножницы? Ну уж нет, благодарю покорно! Вдруг бумага порвется?), ос-то-рож-нень-ко вырезаю и прикладываю к стене. Несколько попыток, и самое подходящее место найдено. Тогда я приклеиваю фотографию скотчем, опять сажусь на ковер и любуюсь новым приобретением. Любуюсь Ей. Она или бежит, или прыгает: неважно, на природе или в студии. Главное, чтобы казалось, что Она куда-то движется. Туда, куда хочу попасть и я. Далеко-далеко. Я сижу, смотрю на Нее и нисколечко не сомневаюсь: если бы я могла оказаться рядом — нет, стать Ею, — мне было бы нечего больше желать.