Книга Остров в глубинах моря - Исабель Альенде

Когда Вальморен был вызван в колонию настойчивым письмом, написанным торговым агентом отца, юноше только-только исполнилось двадцать. На берег он сошел разодетым по последней моде франтом: кружевные манжеты, напудренный парик и башмаки на высоком каблуке. Он был в полной уверенности, что книг, прочитанных по вопросам использования чужого труда, и полученных таким образом познаний ему с лихвой хватит для того, чтобы за несколько недель грамотно проконсультировать отца и оказать тем самым ему помощь и поддержку. Путешествовал Вальморен с валетом,[2] почти столь же разряженным, как и он сам, и несколькими сундуками, груженными гардеробом и книгами. Он полагал себя человеком образованным и по возвращении во Францию собирался заняться наукой. Он благоговел перед философами и энциклопедистами, оказавшими столь сильное влияние за последние полвека на Европу, и разделял кое-какие из их либеральных идей: «Общественный договор» Руссо стал его настольной книгой в восемнадцать лет. Едва он сошел на берег после плавания, чуть не закончившегося трагедией при встрече с ураганом в Карибском море, его ожидал первый неприятный сюрприз: родитель в порту сына не встречал. А встречал его торговый агент отца, любезный еврей, с головы до ног одетый в черное. Он-то и просветил молодого человека по части необходимых для передвижения по острову предосторожностей, снабдил лошадьми, парой мулов для транспортировки багажа, проводником и вооруженным милиционером,[3] то есть всем необходимым для того, чтобы без происшествий добраться до поместья Сен-Лазар. До тех пор молодой Вальморен ни разу не бывал за пределами Франции и обращал минимум внимания на те анекдоты — банальные по большей части, — которые во время своих нечастых приездов к семье в Париж рассказывал отец. Тулуз и представить себе не мог, что когда-нибудь окажется на плантации. У него с отцом было молчаливое соглашение, согласно которому отец сколачивал состояние на острове, а сын должен был заботиться о матери и сестрах и присматривать за семейными делами во Франции. Полученное письмо намекало на проблемы со здоровьем, и Тулуз предположил, что речь идет о перемежающейся лихорадке, но по приезде в Сен-Лазар, после целого дня бешеной скачки верхом сквозь буйную враждебную растительность, он увидел, что отец умирает. Отец страдал не от малярии, как полагал сын: он умирал от сифилиса, косившего без разбору и белых, и негров, и мулатов. Болезнь отца дошла до своей последней стадии, он стал настоящей развалиной — весь в язвах, с расшатанными зубами и помутненным рассудком. Лечение при помощи достойных пера Данте кровопусканий, ртути и прижиганий пениса раскаленной докрасна проволокой облегчения больному не приносили, но все эти меры он продолжал применять — как акты покаяния. Старшему Вальморену только что исполнилось пятьдесят, но он выглядел глубоким стариком, который отдавал начисто лишенные смысла распоряжения, мочился в штаны и проводил все свое время в гамаке вместе со своими домашними питомицами — парой негритянок, едва достигших подросткового возраста.

Пока рабы разгружали багаж, повинуясь приказаниям валета — франта, с трудом пережившего морское путешествие и пришедшего в ужас от примитивных условий жизни в этом доме, Тулуз Вальморен совершил объезд обширной отцовской собственности. Он ничего не знал о выращивании сахарного тростника, но этой прогулки ему хватило, чтобы понять, что рабы истощены, а плантации все еще удается избежать разорения только в силу того, что мир поглощает сахар со все возрастающей прожорливостью. В бухгалтерских книгах молодой Вальморен обнаружил причину плачевного финансового положения отца, не позволявшего ему поддерживать жизнь семьи в Париже на уровне, который соответствовал бы их социальному положению. Плантация и производство на ней находились в катастрофическом состоянии, а рабы мерли, как клопы; в общем, не было ни малейшего сомнения в том, что управляющие воровали вовсю, пользуясь стремительным распадом своего хозяина. Помянув недобрым словом судьбу, Вальморен приготовился засучить рукава и взяться за дело, то есть за то занятие, которое ни один молодой человек его круга для себя не планировал: работа была уделом людей другого сорта. Начал он с того, что раздобыл весьма аппетитный заем, воспользовавшись поддержкой торгового агента отца и его связями в банковских кругах. Затем послал командоров — рабов-надсмотрщиков — в тростники, работать бок о бок с теми, кого они совсем недавно истязали, заменив их другими, несколько менее испорченными, а также смягчил наказания и нанял ветеринара, и тот провел в Сен-Лазаре два месяца, пытаясь вернуть неграм хоть каплю здоровья. Но ветеринару не удалось спасти жизнь валету, которого менее чем за тридцать восемь часов отправила на тот свет скоротечная диарея. Вальморен заметил, что рабы в среднем работали на плантации не более полутора лет: потом они либо сбегали, либо падали замертво от непосильной работы; и это был значительно более краткий срок, чем на соседних плантациях. Женщины жили чуть дольше мужчин, но при такой изнурительной работе, как рубка тростника на плантации, толку от них было меньше, к тому же они имели дурную привычку беременеть. А так как младенцы выживали крайне редко, плантаторы давно подсчитали, что размножение негров дает столь низкий уровень прироста, что оказывается нерентабельным. Молодой Вальморен формально, на скорую руку, ввел необходимые изменения, вовсе не имея в виду долгосрочных перспектив, ведь он полагал, что скоро уедет. Однако спустя несколько месяцев, когда отец умер, Тулуз оказался перед очевидным фактом: он в ловушке. Он вовсе не собирался костьми лечь в этой колонии, кишащей заразными москитами, но если уехать раньше времени, он потеряет плантацию, а вместе с ней доходы и то положение в обществе, которое их семья занимает во Франции.

Вальморен не стал завязывать отношения с другими колонистами. Большие белые, владельцы других плантаций, сочли его спесивцем, который долго на острове не протянет; по той же причине они крайне удивлялись, встречая его в заляпанных грязью ботинках и побронзовевшим от солнца. С точки зрения Вальморена, эти французы, пересаженные на Антильские острова, были какими-то мужланами, полной противоположностью тому обществу, в которое вхож он сам, тому обществу, где высоко ценились мысль, наука и искусства и где никто не говорил ни о деньгах, ни о рабах. Из парижского «века разума» он прямиком попал и с головой погрузился в примитивный и жестокий мир, в котором живые и мертвые бродят рука об руку. Не сошелся он и с маленькими белыми, людьми, чьим единственным капиталом был цвет кожи, — несчастными бедолагами, отравленными завистью и злословием, как отзывался о них Вальморен. Они приезжали со всех сторон света, и не было ни малейшей возможности удостовериться в чистоте их крови или же навести справки об их прошлом. В лучшем случае они оказывались торговцами, ремесленниками, не слишком благочестивыми монахами, моряками, военными и мелкими чиновниками, но хватало среди них также и бродяг, сутенеров, преступников и пиратов, обделывавших свои темные дела в каждом укромном уголке на Карибах.