Книга История запорожских казаков. Военные походы запорожцев. 1686–1734. Том 3 - Дмитрий Яворницкий

Резкая противоположность между Запорожьем и Малороссией, с одной стороны, и Великороссией – с другой наиболее стала сказываться во второй половине XVII века. В течение всего этого времени в Московском государстве идет сильное развитие идеи государственности; в Запорожье и в Малороссии в это же время наиболее проявляется стремление к удержанию вековечных прав и вольностей и, чрез них, к сохранению индивидуальности народа. Лучшей формой для сохранения индивидуальности южнорусского народа, по понятию малороссийской массы, считалось казачество. Оттого малороссийский народ впоследствии и изукрасил казаков всеми цветами народно-поэтического творчества; оттого и теперь народ в своих воспоминаниях о казаках ставит казака выше человека и приписывает ему сверхчеловеческие достоинства. Само казачество, в лице наиболее развитых политически людей времени, понимая вполне свою роль, стремится к тому, чтобы организовать из своей среды сильную общину и тем сохранить свои права, свои вековечные вольности, а следовательно, чрез них и самую малороссийскую народность. Однако, при всем усилии малороссийских патриотов, они не могли достигнуть никаких положительных в своем стремлении результатов; в этом они встретили решительное противодействие со стороны московского правительства. Для достижения положительных результатов нужны были и время, и сильная организация в Малороссии и в Запорожье. Но московское правительство не могло допустить самостоятельной организации ни в Запорожье, ни в Малороссии, потому что всякая организация вообще, в частности и организация в запорожском войске, есть сила сама по себе; в сплоченной организации запорожское и малороссийское войско могло бы представить страшную силу, без организации – простую толпу. Оттого московское правительство зорко следит за каждым движением запорожских казаков в отношении проявления ими самостоятельной жизни и в мирное время не терпит их существования. Только в военное время оно прибегает к помощи запорожского войска и тут дает обещание сохранить за казаками и все их старые права, и все их казацкие вольности. Запорожцы понимают истинные отношения к ним московского правительства и, сколько возможно, силятся отстоять за собой существование своих прав и вольностей. Для этого они стараются пользоваться наиболее удобным для них случаем – войнами Москвы с враждебными ей соседями, главным образом с турками и татарами.

Как бы то ни было, но ввиду похода на Крым Москва возлагала на запорожцев большие надежды и, прежде всего, постаралась воспользоваться ими как посредниками между Крымом и Москвой.

Готовясь к походу на Крым, Москва должна была прежде всего выискать повод для нарушения мирных отношений к Турции и Крыму. Таким поводом послужил захват мусульманами на южных окраинах России в полон христиан и нападения татар на запорожских промышленников в разных степных местах. С этою целью посланы были к «султанову величеству» подьячий Никита Алексеев и гетманский «посыльщик» Иван Лисица с просьбой об отпуске русских полоняников из турецкой неволи. К «ханову величеству» отправлены были избранные от запорожского войска. Последние должны были изложить хану жалобы за подданных царского величества, малороссийских жителей и запорожских казаков, которые, ходя для звериных и рыбных ловель пониже Кизыкерменского городка, терпят там, вопреки мирному договору и установленной шерти бывшего хана Мурат-Гирея с Москвой, великие обиды от татар; у таких промышленных людей татары не раз курени разгромляли, «животы» грабили и самих казаков в полон брали.

Крымский хан Селим-Гирей, по-видимому, еще не знал о состоявшемся между Польшей и Россией мирном трактате; если же и знал, то был не вполне уверен в том. Во всяком случае, получив жалобу от русских царей, хан отправил в Москву своего гонца Мубарекшу-мурзу Селешова с обширным к царям листом. Ханский гонец выехал из Бахчисарая в конце апреля месяца, прибыл в Севск в мае, был допущен к царям июля 3-го дня 1686 года. В ханском письме было сказано, что, по жалобе великих государей относительно притеснений и обид малороссийским и запорожским промышленным людям, Селим-Гирей отыскал и «высмотрел» список шерти бывшего Мурат-Гирея, ханова величества, и в том списке нашел статью, которая касается одних торговых людей, имеющих приходить в самый Крым или в другие государства через Крым для торговых дел. О таких людях сказано: обид им не чинить, пошлин с них не имать, товаров у них даром не отбирать. Относительно же казаков, которые ходят для рыбных ловель, звериных промыслов и покупки соли на низовья Днепра, о том, чтобы с них никакой пошлины не брать, в той шертной грамоте не написано ничего. Однако хан «для умножения братской дружбы и любви» всем кизыкерменцам и собственным подданным «крепкий заказ» учинил, чтобы отнюдь с тех казаков, которые сухим и водным путем ходят для добычи не войной и не воровски, никаких пошлин не брать и обид им не причинять. А относительно разгрома казацких куреней, грабежа животов и захвата самих казаков в полон, то, по тщательному расспросу у кизыкерменцев и у ханских подданных татар, оказалось, что таких обид никому не было нанесено и что ни один человек из запорожских казаков не был взят в полон. Напротив того, во всем Крыму известно, что царские подданные, калмыки и донские казаки, не раз подбегали под Крым и немало причиняли в нем бед: пастухов татарских на степях разгоняли, лошадиные стада у них отбивали, по разным дорогам воровали и даже одного крымского посланца, ехавшего со многими людьми назад от султанова величества, побили и погромили. И татары «ради дружбы меж ханом и московскими царями тому казацкому дуровству терпят и противности им никакой не чинят». А еще раньше того донские казаки взяли под Черкасским городком Абдуагу и теперь «таят и мучат его у себя для того, чтобы он сулил за себя окуп большой». Да в шертных же крымских грамотах написано – быть хану другом для царского друга и быть ему недругом для царского недруга, так же поступать и царям, потому что кто царям друг, тот и хану друг, а кто хану недруг, тот и царям недруг, и это постановление нужно крепко с обеих сторон блюсти и достойно друг другу против всякого неприятеля помогать. Теперь, когда крымские войска пойдут против поляков, общих как для русских, так и для татар врагов, то и царям следует из ближних украинных или черкасских городов послать казаков для войны против общих врагов. А что до просьбы государей – позволить запорожцам, согласно грамоте султанова величества, вольно ходить для взятья соли к озерам близко Днепра, не брать с них пошлин и не чинить никаких обид, то нужно, чтобы царские величества прислали ханову величеству список с той утвержденной султановой грамоты, и когда время собирания соли придет, то хан ради вечной дружбы и любви будет радеть о том, чтобы казакам вольно было соль на озерах имать[2].

Когда ханский гонец находился еще в Москве, в это время там получилась весть о задержке московского подьячего Никиты Алексеева и гетманского посыльщика Ивана Лисицы в турецком городе Очакове и о приходе под город Керенск[3] и под другие царского величества украинные города крымского Мамут-султана с воинскими людьми для взятия подлинной ведомости об учиненном русскими царями мире с польским королем и для подговаривания царского величества подданных татар. Ханский гонец, поставленный по этому поводу на допрос, дал такой ответ, что набег тот, вероятно, сделала купа своевольных людей, как делают такие же набеги донские и запорожские казаки на татар, и хотя хан много раз писал о том к государям в Москву, но управа и розыск тем людям и до сих пор не учинены. На то ханскому гонцу возразили, что к запорожцам и донцам послан запрет отнюдь с ханскими подданными ссор и задоров не чинить, а ныне со стороны ханова величества мирным договорам делается явное нарушение тем, что к подданным царского величества, татарам, посылаются «прелестные» листы. Ханский мурза, ввиду такого дела, находил за лучшее, чтобы его отпустили с каким-нибудь нарочным из Москвы в Крым; он ручался, что тот нарочный, доставив его, гонца, в Крым, будет возвращен в целости до Запорот. Но гонцу на это объявили царский приказ, что пока не будут возвращены в Москву подьячий Алексеев и посыльщик Лисица, до тех пор и ему оставаться в Москве. Мурзе советовали так и в Крым написать с добавлением того, что в Москве как ему самому, так и всем людям при нем выдается «со всяким удовольством против прежняго» жалованье от царей. На это ханский гонец отвечал, что об отпуске царского подьячего и гетманского посольства он не станет хану писать, так как хан делает то, что захочет сам, а не то, что скажет ему какой-нибудь мурза; поэтому гонец находит, что держать его, мурзу, в Москве и смысла никакого нет, приехал он к великим государям с любительной грамотой, с любовью должен быть и отпущен из Москвы[4].