Книга Снайперы - Владимир Никифоров

А совсем рядом, на втором этаже дебаркадера, в комнате отдыха транзитных пассажиров, разбуженные пароходом, лежат на своих кроватях под чистыми казенными простынями Дима и Андрей.

– Выспался? – спрашивает Андрей.

– Спал – как убитый. Как в детстве, когда набегаешься за день… И так хорошо тут: вода плещется, пристань наша покачивается.

– Эта пристань называется – дебаркадер.

Дима задумчиво повторяет на французский манер:

– Дебаркадер…

Слово это напоминает ему что-то далекое, смутное: гудок паровоза, шипение пара, лязг буферов; мужчины в шляпах, женщины в длинных платьях прохаживаются вдоль синих вагонов, где даже тамбуры сияют чистотой и позолотой…

Словно вернувшись из другого мира, он оглядывает комнату и замечает большую черную тарелку радиорепродуктора.

– Тут радио есть! Послушаем?

Андрей молча смотрит на него, потом произносит медленно и, как показалось Диме, с угрозой в голосе:

– Не буди лихо!..

И другим голосом, мягким, грустным:

– …пока оно тихо.

Дима решительно вставляет вилку в розетку.

– … июня 1950 года лисынмановские вооруженные силы по указке их хозяев из Вашингтона вторглись на территорию Корейской Народной Демократической Республики.

– Вот видишь, Дима, – слабым голосом говорит Андрей, прикрыв глаза рукой, – я ведь предупреждал!

– Что это, Андрей?

– Это, Дима, война.

– Какая война, зачем?

– Может быть, третья мировая. А зачем? Тебя ведь учили, что такое война?

– Наше дело правое, победа будет за нами! И мы победили!

– Война, Дима, это средство решения своих проблем за чужой счет.

– А разве нельзя свои проблемы решать за свой счет и без войн?

– Можно. Только результат будет другим.

– Да что мы как на политзанятиях? Я в армии сам их проводил…

Андрей отнимает руку от лица, смотрит на Диму с неожиданной нежностью.

– А вот повоевать не пришлось.

– Тебе повезло…

– Какое там! – горячо перебивает его Дима. – Мне бы на год раньше родиться – я бы как раз Берлин штурмовал!

– …Корейский народ под руководством Ким Ир Сена…

– Выключи, – просит Андрей.

Дима хочет что-то возразить, но все же дергает шнур.

– Это же сколько тебе будет в 2000 году? – спрашивает Андрей.

– Семьдесят два.

– А мне за восемьдесят. Если доживу. Нет, вряд ли, с моими грехами… А ты – чистый, ты доживешь. И встретишь двадцать первый век и третье тысячелетие. Представляешь, какая тебе удача выпала? А ты говоришь – не повезло! Живи и радуйся! – Помолчав. – Если есть чему радоваться…

– Как «чему радоваться»? Карточки отменили? С голоду не умираем? В магазинах все полки завалены! Да нам бы еще лет пять продержаться, чтобы не было войны, а потом никакой империализм не страшен. Все восстановим, новые города построим, братские страны окрепнут, если что, нас поддержат, атомных бомб у нас будет больше, чем у Америки…

Андрей смотрит на Диму, подперев голову рукой.

– И корейцам товарищ Сталин поможет! Это наши друзья, они за нас! Если будут набирать добровольцев, я запишусь! Не воевал в Германии, повоюю в Корее! Там военные специалисты очень нужны!

– Эх ты, военный специалист…

Открывается дверь, входит шкиперша в ватнике, повязанная теплым платком.

– Это кто тут воевать собирается?

Дима сигает под одеяло.

– Не навоевались ишшо? Жили бы да жили, нет – воевать надо! Бонбу придумали, атомов им не жалко, их же столько надо собрать на одну бонбу!

Андрей прикрывается одеялом с головой и беззвучно хохочет.

– А вы, ребятки, вставайте-ка. Я вас пустила без бумажки, пожалела. А сейчас уходить надо, пока никто не видит. Я тут приберу, застелю чистым, как будто никто и не ночевал.

– Спасибо вам, – говорит Андрей, откинув одеяло с лица, – вы очень добрая. Только можно мы свой скарб, – кивает на вещи в углу, – здесь до обеда оставим?

– А снесете ко мне в кладовую, пусть хоть до снега лежит.

Садится на стул, сбрасывает с головы платок. Открываются неожиданно пышные темные волосы. И шкиперша оказывается вовсе не старухой, а крепкой сорокалетней женщиной.

– Куда путя-то свои держите, если не секрет?

– Мы в рыбацкую артель поступили, – рассказывает Дима, привстав в постели и потянувшись к одежде, – вчера все документы оформили, справки получили, вот, смотрите, а сегодня будем грузиться на лихтер.

– А-а, с Дворкиным, значит, поплывете, со старым кобелем.

– Ну, нам-то, – усмехнулся Андрей, – сами понимаете, этот кобель, как вы выразились, не страшен.

– Да кто его боится? Болтун, хохотун, но дело знает. Ага… С рыбой всегда, нос в табаке, под боком жена не жена. Сейчас с какой-то молоденькой целовался, страмота… – Говорит осуждающе, а глаза между тем игриво поблескивают. – А на Севере и я была.

– Ну и как там? – спрашивает Дима.

– А как – зубы вот потеряла, а ревматизм взамен получила. – Заканчивает почти бойко: – Так-то вот, мальчики!

Мальчики молчат. Шкиперша поднимается с видимой неохотой.

– Ну ладно, вставайте. Была б моя воля, поселила бы вас здесь, живите, сколь хотите, хорошие вы ребята, сразу видно.

После ее ухода Дима в возбуждении шепчет Андрею:

– Хозяйка-то! Глаз с тебя не сводила!

– Дурень ты, Димок! Это она тебя усыновить хотела!

Пересмеиваясь, начинают одеваться.

* * *

Утро на пересыльном пункте.

– Выходи по списку! С вещами на выход!

Из барака, где лежат вповалку тысячи заключенных, медленно выходят выкликаемые нарядчиком, образуют неровный строй, негромко переговариваются. Все уж знают, что готовится этап на Север, в Нордлаг, на строительство комбината «Норд».

– Слава богу, отправляют.

– А мне и тута хорошо!

– А на Севере еще лучше: двенадцать месяцев зима – остальное лето!

– Александр Ксенофонтович! Говорят, что на барже поплывем…

– На плавучей тюрьме. Как при царе-батюшке.

– Извините, при царе плавучих тюрем не было, я точно знаю.

– Ну как при Колчаке…

– Извините, не при Колчаке, а при белочехах. В девятьсот восемнадцатом.

– Какая разница!

– Товарищ, вы не знаете…