Книга Изнанка белого. Арктика от викингов до папанинцев - Рамиз Алиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1871 году Эллинг Карлсен, капитан зверобойного судна «Солид» из Гаммерфеста, нашёл на северо-восточном берегу Новой Земли брошенный дом Баренца. Почти три века он простоял нетронутым – норвежцы нашли посуду, навигационные инструменты, книги, среди которых голландский перевод «Истории Китайской империи» Хуана Гонсалеса де Мендосы. Похоже, Баренц и его спутники всерьёз собирались доплыть до Китая!
Весь ход событий – и относительный успех Пета и Джекмена, и гибель Баренца, и трехвековое забвение, и находка зимовья норвежскими зверобоями – на первый взгляд выглядит случайной последовательностью разрозненных фактов, но при ближайшем рассмотрении представляется звеньями одной цепи и естественным образом соответствует чередованию потеплений и похолоданий, известных как Средневековый климатический оптимум и Малый ледниковый период. Плавание британцев в Карское море и плавания Фробишера и Гудзона примерно соответствовали окончанию тёплого времени, тогда как поход Баренца пришёлся на начало Малого ледникового периода, затянувшегося на несколько столетий. Этим можно объяснить и отсутствие в течение почти двух веков значимых успехов в мореплавании как в Западной, так и в Восточной Арктике. Великая Северная экспедиция (1733–1743) пришлась уже на холодный период, она привела к многочисленным жертвам и скорее продемонстрировала невозможность плавания вдоль берегов Евразии, несмотря на выдающиеся географические открытия [59]. В канадской Арктике в этот период также преобладали наземные экспедиции.[7]
К концу XIX века снова стало теплеть, и пограничные арктические акватории, к которым принадлежит Карское море, ощутили это первыми. К этому времени относится целый ряд успешных плаваний: помимо регулярных рейсов норвежских зверобоев в Карское море (в том числе упоминавшееся плавание Карлсена в 1871 году), это знаменитая экспедиция Адольфа Эрика Норденшельда на «Веге», Фритьофа Нансена на «Фраме» и несколько плаваний британского капитана Джозефа Виггинса, первым установившим морское торговое сообщение с Сибирью.
Конечно, попытка свести историю цивилизации к чередованию тёплых и холодных периодов была бы недопустимым упрощением. Но в Арктике, где человек зачастую балансирует на грани выживания, изменение средней температуры даже на доли градуса порой надолго закрывало доступ исследователей в высокие широты. Поэтому историю освоения Арктики невозможно рассматривать вне климатического контекста. Так, советским арктическим успехам 1930-х годов в немалой степени способствовало начавшееся потепление. Напротив, провалы британских и российских морских экспедиций начала и середины XIX века[8] – это не только результат плохой организации и неумения адаптироваться к условиям Арктики, но ещё и следствие неблагоприятных климатических условий.
Новый период исследований Арктики можно отсчитывать с 1818 года, когда второй секретарь британского Адмиралтейства Джон Барроу инициировал масштабную программу гидрографических исследований в Арктике силами Королевского флота. Момент был выбран удачно – недолгий промежуток между наполеоновскими войнами и Крымской войной, когда огромный флот империи простаивал без дела. Это время стало золотым веком британских полярных исследований.
Барроу удалось сделать полярные исследования объектом общенационального интереса. Арктика идеально подходила для этого, поскольку в начале XIX века воспринималась примерно так же, как космос сегодня – как альтернативное пространство; область, вынесенная за пределы общечеловеческой географии; место противостояния человека и стихии. Для эпохи романтизма был характерен культ страдания, героизма, жертвенности, и полярные путешествия для офицеров Королевского флота стали возможностью подвига в мирное время. «Одна человеческая жизнь – сходная цена за те познания, к которым я стремлюсь, за власть над исконными врагами человечества», – заявляет капитан Уолтон, персонаж романа Мэри Шелли[9], отправляясь к полюсу. Такое отношение к полярным регионам, как к «заповеднику героев», выражаясь словами советского поэта Ильи Сельвинского, тоже, кстати, участника одной из самых знаменитых полярных экспедиций[10], сохранялось почти до середины XX века. Сегодня сама идея борьбы со стихией выглядит абсурдом, но человеку нового времени было свойственно переоценивать свои способности и верить в неограниченные возможности технического прогресса.
Британские экспедиции в Арктику часто сравнивают с крестовыми походами [218; 164][11]. Принципиально новым в них было то, что они не преследовали каких-либо прагматических целей. Впервые экономические интересы были отодвинуты на второй план: мореплавателей влекла другая, более высокая задача – познание мира, заполнение последних белых пятен на карте, само существование которых в XIX веке рассматривалось как вызов человечеству. Хотя заявленной целью этих экспедиций было открытие Северо-Западного прохода, надобности в нём уже не было – Британия и так безраздельно владела Мировым океаном, а хозяйственным освоением севера Америки занимались частные компании.[12] Тогда уже было ясно, что ни Северо-Западный, ни Северо-Восточный проход не имеют серьёзной коммерческой перспективы, по крайней мере, как пути в Китай и Индию. Ход истории это подтвердил – ни сомалийские пираты, ни глобальное потепление так и не сделали их конкурентоспособными с классическими транспортными артериями. Весь XX век Северный морской путь функционировал как внутренняя транспортная магистраль, и лишь в 2009 году первые два грузовых судна прошли вдоль берегов Сибири из Европы в Азию, и хотя в 2011 году их было уже 34, это ничто в сравнении с 18 тысячами, что прошли через Суэц [204].