Книга Генеральный секретарь ЦК КПСС, первый президент СССР Михаил Сергеевич Горбачёв - Тамара Красовицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Результатом же выше упомянутых телеграмм был голод, и голод был страшный. В Привольном вымерла треть, если не половина села. Умирали целыми семьями, и долго еще сиротливо стояли в селе оставшиеся без хозяев хаты. Трое детей деда по отцовской линии Андрея умерли от голода. О деде Андрее известно, что он «характером был крут и в работе беспощаден – и к себе, и к членам семьи». Он не был склонен к общинному бытию: «Коллективизацию дед Андрей не принял и в колхоз не вступил – остался единоличником». Приходилось выживать. В 1934 году (Мише – три года) загремел как «саботажник» на лесоповал в Иркутскую область: он не выполнил план, спускаемый властями единоличникам. Крестьянам-единоличникам власти устанавливали такой план, который выполнить было просто невозможно. Семян не было, и план выполнять оказалось нечем. Бабушка Степанида осталась с двумя детьми – Анастасией и Александрой. Отец Горбачёва взял на себя все заботы. Дед Андрей в лагере работал хорошо, и через два года, в 1935 году, его освободили досрочно. Вернулся в Привольное с двумя грамотами ударника труда и теперь уже вступил в колхоз. Он старался держаться подальше от людей. Поскольку работать он умел, то скоро руководил колхозной свинофермой, она постоянно занимала в районе первое место. Опять дед стал получать почетные грамоты.
Когда Горбачёв упоминал беспросветную бедность, «а главное – тяжелый изнурительный труд», он больше имел в виду дом Андрея Моисеевича Горбачёва. Когда его старший сын Сергей женился в 1929-м на Марии Пантелеевне Гопкало, молодые поначалу жили именно в этом доме. Потом отделились.
Как жили его родители, Горбачёв об этом не рассказывает. Скорей всего – бедствовали. Президент ничего не говорит о том, какова была обстановка в семье его родителей после того, как они отделились от Андрея Моисеевича и стали жить самостоятельно. Об этом можно судить хотя бы по тому, что Мишины родители были довольны тем, что их трехлетний сын поселился в доме дедушки Пантелея, как-никак он – председатель колхоза.
Отец, Сергей Андреевич Горбачёв.
Этот, по материнской линии «дед мой, – вспоминал М. С. Горбачёв в книге «Жизнь и реформы», – Пантелей Ефимович Гопкало революцию принял безоговорочно. В 13 лет он остался без отца, старший среди пятерых. Типичная бедняцкая крестьянская семья. В Первую мировую войну воевал на турецком фронте. Когда установилась советская власть, получил землю. В семье так и звучало: «Землю нам дали Советы». Из бедняков стали середняками. В 20-е годы дед участвовал в создании в нашем селе ТОЗа – товарищества по совместной обработке земли. Работала в ТОЗе и бабушка Василиса Лукьяновна (девичья фамилия Литовченко, ее родословная своими корнями тоже уходила на Украину), и совсем еще молодая тогда моя мать Мария Пантелеевна. В 1928 году дед вступил в ВКП(б), стал коммунистом. Он принял участие в организации нашего колхоза «Хлебороб», был его первым председателем». В 30-е годы дед Горбачёва Пантелей Ефимович возглавил колхоз «Красный Октябрь» в соседнем селе, в 20 километрах от Привольного.
В доме деда Михаил впервые увидел на грубо сколоченной книжной полке тоненькие брошюрки. Это были Маркс, Энгельс, Ленин, издававшиеся тогда отдельными выпусками. Стояли там и «Основы ленинизма» Сталина, статьи и речи Калинина. Читал ли их Пантелей Ефимович, то неведомо, но «Основы ленинизма» и «Краткий курс…» обязательно должны были быть в домах партийных и советских функционеров. А в другом углу горницы – икона и лампада: бабушка – глубоко верующий человек. Прямо под иконой красовались портреты Ленина и Сталина. Это «мирное сосуществование» двух миров нисколько не смущало деда. Сам он верующим не был, но обладал завидной терпимостью. Авторитетом пользовался колоссальным.
– Знаете, какая любимая шутка была у моего деда? – спрашивал, чтобы разрядить обстановку, Михаил Сергеевич. – «Главное для человека – свободная обувь, чтобы ноги не давило».
И пока внук не пошел в школу, он в основном жил с дедом и бабушкой.
– Любили они меня беззаветно, – вспоминал Михаил Сергеевич. – Чувствовал я себя у них главным. И сколько ни пытались оставить меня хоть на время у родителей, это не удалось ни разу.
Сельского парнишку выделяла любознательность и неуемная энергия. Они распирали с детства маленького мечтателя, понуждали, по его собственному признанию, «что-то сделать». Добавим к этому смешанную русско-украинскую кровь двух семей переселенцев, осевших и породнившихся в Привольном. Смесь не только кровей, достаточно характерную для юга России, но и политических темпераментов его дедов.
Михаил должен был пойти в школу. Здание школы построил земский врач Белоусов в 1911 году на земле, подаренной церковью. Здесь были печи в каждом классе. Толщина стен 80 сантиметров! Летом в любую жару прохладно, а зимой в лютый холод – тепло.
Но школьные впечатления перебили другие: в 1937-м с дедом случилось несчастье, означившее конец детству. Арест деда Пантелея Ефимовича Горбачёв пережил столь болезненно, что, достигнув высоких партийных чинов и имея возможность затребовать следственное дело деда, не сделал этого – «не мог перешагнуть какой-то душевный барьер».
Горбачёв пишет о советских реалиях без гнева. Чувствуется, что как человек, родившийся через четырнадцать лет после октябрьского переворота, он уже не знал иной жизни и принимал коммунистическую тиранию не как нечто чуждое, а скорее как «свое» – пусть и грозное и жестокое. Прочитал дело об осужденном Пантелее Ефимовиче только в 1991-м. Только тогда он узнал, что, находясь под следствием, Пантелей Ефимович провел в тюрьме 14 месяцев, вынес пытки и издевательства. От расстрела спасло изменение «линии партии», февральский пленум 1938 года, посвященный «борьбе с перегибами». Дед Пантелей вернулся в Привольное и в 1939 году вновь был избран председателем колхоза.
Перед самой войной жизнь как-то начала налаживаться, входить в колею. Колхоз начал выдавать зерно на трудодни. Дед Пантелей сменил соломенную крышу хаты на черепичную. Появились в продаже патефоны. Стали приезжать, правда, кинопередвижки с показом немого кино. Откуда-то, хотя и нечасто, привозили мороженое.
Горбачёв пишет, что в свободное от работы время, по воскресеньям, семьями выезжали отдыхать в лесополосы. Мальчишки гоняли мяч, а женщины делились новостями да присматривали за мужьями и детьми. Здесь Михаил Сергеевич скорее пересказывает местный вариант «Кубанских казаков»: лесополосы как часть «Сталинского плана преобразования природы» появились после засухи 1946 – 47 годов.
В один из воскресных дней, 22 июня 1941 года, утром, пришла страшная весть – началась война. Все жители Привольного собрались у сельского совета, где был установлен радиорепродуктор, и затаив дыхание слушали выступление Молотова. К началу Великой Отечественной войны Михаилу было 10 лет. Он сам пишет, что помнит все, «многое, что пришлось пережить потом, после войны, забылось, но вот картины и события военных лет врезались в память навсегда». За считанные недели опустело село – не стало мужчин. Повестки привозили ближе к ночи, когда все возвращались с работы. «Сидят за столом, ужинают, вдруг – лошадиный топот. Все замирают… нет, на этот раз посыльный проскакал мимо. Отцу, как и другим механизаторам, дали временную отсрочку – шла уборка хлеба, но в августе призвали в армию и его. Вечером повестка, ночью сборы». Утром отправились за 20 километров в райцентр. Всю дорогу – нескончаемые слезы и напутствия. В райцентре прощались. «Бились в слезах женщины и дети, старики, рыдания слились в общий, рвущий сердце стон. Последний раз купил мне отец мороженое и балалайку на память».