Книга Семена времени - Джон Уиндем

– Выкладывай! – сказал я.

– Телетранспортировка! – объявил он. – И ничто другое. Этого следовало ожидать. И вот кто-то этим занялся.

– Хм! – сказал я.

– Ничего удивительного. – Он возбужденно придвинулся ко мне. – А как ты еще это объяснишь?

– Да, но если это телепередача, или телетранспортировка, или что-то еще в этом роде, то где-то непременно должен быть передатчик, ну и какая-то приемная станция, что ли, – возразил я. – И разве возможно, чтоб человека или вещь куда-то передали по радио, а потом воссоздали на старом месте?

– Разве мы что-нибудь знаем об этом? – сказал он. – К тому же в этом отчасти и состоит моя идея об эпицентре. Передатчик находится где-то в другом месте, но его лучи проецируются сюда.

– Если это так, – сказал я, – у твоего аппарата препаршивая настройка. Каково, например, человеку, если во время передачи его разрезает пополам кирпичная стена?

Джимми не выносил таких мелких придирок.

– Так ведь это же только начало. Первые опыты, – возразил он.

Я остался в уверенности, что разрезанному стеной нисколько не легче оттого, что это «первые опыты», однако смолчал.

Как раз в тот вечер я и заговорил об этом с Сэлли, и, пожалуй, напрасно. Дав мне ясно понять, что не верит в это, она объявила, что если это правда, то, наверно, тут просто какое-нибудь новое изобретение.

– И, по-твоему, это «просто новое изобретение»! Да это же целая революция! – вскричал я.

– А что пользы от такой революции?

– Это как же? – спросил я.

На Сэлли нашел дух противоречия. Она продолжала тоном человека, привыкшего смотреть правде в глаза.

– Всякому открытию у нас находят только два применения, – объяснила она. – Первое: попроще убить побольше народу. И второе: помочь разным выжигам обирать простаков. Может, когда и бывают исключения, как, например, с рентгеновскими лучами, да только редко. А ты радуешься. Да первое, что мы делаем со всяким открытием, – это приводим его к наименьшему общему знаменателю, а потом множим результат на простейшую дробь. Ну времена! А уж люди!… Прямо в жар бросает, как подумаешь, что скажут о нас потомки.

– А вот мне все равно. Мы же их не услышим, – возразил я.

Она смерила меня убийственным взглядом.

– Ну, конечно. Ответ, достойный двадцатого века.

– И чудачка же ты, – проговорил я. – Ты можешь преспокойно говорить глупости, лишь бы они были твои, а не чужие. Для большинства нынешних девушек будущее – это только новый фасон шляпок или очередное прибавление семейства. А там хоть град из расщепленных атомов – им и дела нет: ведь они убеждены, что спокон века на земле не было и не будет особых перемен.

– Откуда ты знаешь, что думают девушки? – возмутилась Сэлли.

– Так мне кажется. А вообще откуда мне знать? – отвечал я.

По всему судя, она настроилась отрицать все, что было связано с этой историей, и я почел за лучшее переменить тему.

Дня через два Джимми опять заглянул ко мне.

– Он на время прервал свои опыты, – сообщил Джимми.

– Это ты про кого?

– Да про этого, телетранспортировщика. Со вторника никаких сведений. Наверно, догадался, что кто-то напал на его след.

– Ты себя имеешь в виду? – спросил я.

– Может быть.

– Так тебе удалось что-то узнать?

Он нахмурился.

– Во всяком случае, я кое-что сделал. Я нанес на карту места их появлений, и центр пришелся на храм Всех Святых. Я сходил, все там осмотрел, но ничего не обнаружил. И все же я на верном пути, иначе зачем бы ему прятаться?

Этого я не мог ему объяснить. Да и никто другой тоже. Тем более в тот же вечер газета сообщила, что какая-то домохозяйка видела руку и ногу, которые передвигались по стене ее кухни. Я показал эту заметку Сэлли.

– Вот увидишь, все это окажется каким-нибудь новым видом рекламы, – сказала она.

– Не иначе, как тайной, – пошутил я. Но, заметив, что в глазах ее снова загорается возмущение, поспешил добавить: – А не пойти ли нам в кино?

Когда мы входили в кинотеатр, небо затянуло тучами; вышли мы уже в ливень. Так как до дома Сэлли не было и мили, а все такси как будто сгинули, мы решили идти пешком. Сэлли натянула на голову капюшон своего плаща, взяла меня под руку, и мы двинулись в путь. С минуту мы молчали.

– Милая, – произнес я наконец, – меня, конечно, можно назвать человеком легкомысленным и беспутным, но разве ты не задумывалась о том, какие здесь открываются возможности для педагогического воздействия?

– Разумеется, – сказала она решительно, но не тем тоном, на который я рассчитывал.

– Словом, – продолжал я настойчиво, – если тебе хочется посвятить себя благородному делу, что может быть лучше, как заняться воспитанием подобной личности? Перспективы громадные…

– Это что, понимать как предложение? – спросила Сэлли.

– «Понимать»!… Да если б ты знала… Господи! Что это?! – И я замолк.

Мы шли по Тайлер-стрит. Эта коротенькая улочка была сейчас залита водой и совсем пустынна: кроме нас – ни души. А умолк я потому, что внезапно увидел немного впереди какую-то машину. Из-за дождя я не мог ее толком разглядеть, но мне показалось, что это был маленький грузовичок с низкими бортами, в кузове которого сидело несколько легко одетых людей; он пересек Тайлер-стрит и исчез. Все бы ничего, если бы на Тайлер-стрит выходила хоть какая-нибудь улица, но, увы, ее не было. Грузовичок просто вынырнул с одной стороны и исчез с другой.

– Ты видела? – спросил я.

– Да, но как он?… – начала она и осеклась.

Мы прошли еще немного и достигли того места, где промелькнул грузовичок: по одну сторону от нас была кирпичная стена, по другую – фасады домов.

– Тебе, наверно, показалось, – сказала Сэлли.

– Но почему только мне?…

– Но ведь это же невозможно.

– Послушай, дорогая… – начал было я.

Но в эту минуту из кирпичной стены шагах в десяти перед нами выступила девушка. Мы замерли на месте и уставились на нее.

Не знаю, свои ли у нее были волосы или парик (теперь наука и искусство так усиливают женские чары!), только голову ее увенчивало какое-то подобие огромной золотой хризантемы добрых полутора футов в окружности, а чуть левее середины в волосы был воткнут красный цветок. Голова ее казалась непомерно тяжелой. На девушке было что-то вроде короткой розовой туники, очевидно шелковой, которая казалась бы уместной в ночном кабаре, но не на мокрой, грязной и темной Тайлер-стрит. Но что меня совсем убило, так это вышитые на тунике узоры. Трудно было поверить, чтоб девушка… Но так или иначе – тут стояли мы, а там – она.