Книга Страсть сквозь время - Елена Арсеньева

Ох ты, господи, да это же ее клиент, ее первый клиент, явившийся в ее крохотный офис, который она контрабандно оборудовала в собственной корректорской, благо была ее единственной обитательницей, а в это крыло здания, которое снимала редакция «Я выбираю красивых людей!», практически никто не заглядывал (господа редакторы предпочитали вызывать скромную корректоршу в свои кабинеты). Лидия, задумавшись об истоках своего дела, начисто о г-не Рощине забыла, а он взял да и напомнил о себе. И правильно сделал!

— Моя фамилия? — осторожно переспросила Лидия. — А что с ней такое?

На самом деле она лукавила. Она отлично знала, «что такое» с ее фамилией…

— Да ничего особенного, — сдержанно усмехнулся г-н Рощин. — Но, честное слово, не каждый день встретишь человека с фамилией Дуглас. Ваши предки были иностранцы?

Лидия Дуглас вспомнила о нейролингвистическом программировании — и тоже улыбнулась, и тоже сдержанно:

— Да.

И умолкла, несмотря на то, что г-н Рощин явно ждал продолжения. Но штука в том, что Лидии просто нечего было ему сказать. Поговорка о сапожнике без сапог в данном случае была весьма уместна! Об истории своей фамилии она ровным счетом ничего не знала, кроме того, что эта фамилия в свое время помешала ее деду поступить в университет, а ее прадеду она вообще стоила жизни. Однако подробности этой трагической истории в семье были неизвестны.

— Да, фамилия этакая… странноватая, — неодобрительно покачал головой г-н Рощин, так и не дождавшись рассказа о фамилии Дуглас, однако тут же расщедрился на снисходительную улыбку: — К счастью, ваша внешность внушает доверие.

Лидия в ответ тоже улыбнулась — довольно кисло, между нами говоря. Нет, ну в самом деле, она совершенно не знала, как эти слова воспринимать. Наверное, как комплимент? В том смысле, что гладенько причесанная голова, закрученные в скромненький узелок русые волосы, круглые очки и демонстративное неприятие косметики, серая водолазка, серая же фланелевая юбка-миди и бареточки без каблуков, со шнуровочкой могли рекомендовать Лидию Дуглас с самой лучшей стороны? Г-н Рощин не мог знать, что подобный прикид (будем называть вещи своими именами!) являлся своеобразным протестом Лидии против упомянутой гламурности ее места работы. На эту самую гламурность у Лидии уже идиосинкразия выработалась, порой при виде глянцевых страниц с лупоглазыми «красивыми людьми», на которых пиджачки от Хьюго Босса сидели в точности как жокейские седла на буренках, у нее натуральные судороги начинались, — вот она и спасалась таким нехитрым образом. И она была просто счастлива, что этот ее заунывный вид внушил г-ну Рощину необходимое доверие для того, чтобы наконец-то перейти к делу.

— Понимаете, Лидия Артемьевна, я тут кое-какие справки наводил и знаю, что бизнес этот, ну, составление родословных, — штука дорогая для заказчика, а для исполнителя — хорошо оплачиваемая. А я в настоящий момент, сказать по правде… — Г-н Рощин выразительно щелкнул пальцами, и Лидия словно расслышала в этом щелканье сакраментальные фразы: «стеснен в средствах», «поиздержался в дороге» et cetera et cetera… — Понимаете, только что в фирме ремонт закончили, да это бы еще ничего, но у жены («у второй жены», — зачем-то уточнил он с затаенной улыбочкой) был день рождения, я ей «Мазду» купил, ну а первая жена (теперь Лидия поняла, зачем потребовалось уточнение) узнала, разобиделась, начала сына против меня настраивать… Пришлось ей тоже срочно машину взять, «Фольксваген», а сына отправить на каникулы в Альпы, на горных лыжах покататься. Сами понимаете, расходы понес немалые. Конечно, поступления на счет идут, но у нас как раз сейчас налоговые отчисления, то да се… Ну, сами понимаете. Кроме того, я ваших способностей, качества вашей работы еще не знаю. Поэтому вот какое предложение: мы пока не станем говорить обо всей родословной, а побеседуем только об отдельном ее фрагменте. Очень небольшом фрагменте. Как вы на это смотрите?

Лидия смотрела на него во все свои серые и довольно большие глаза. Она на него, можно сказать, пялилась!

Рискуя несколько отклониться от хода нашего повествования, скажем, что г-н Рощин этого вполне заслуживал. На вид ему было лет тридцать пять, то есть немногим больше, чем самой Лидии, однако во всей его внешности была видна повадка много испытавшего и очень уверенного в себе человека. Он был не то чтобы красив — он был весьма мужествен. Имел приятные, хоть и неправильные черты, и если лицо его и имело несколько ожесточенное, даже агрессивное выражение, то что же делать, господа, если жизнь, как говорится, такой?! Зато г-н Рощин не разъелся, не обрюзг, не обзавелся вторым или даже третьим подбородком, не отрастил себе омерзительное пивное брюшко, у него не заплыли глаза и не пробилась плешь. Он был неброско, дорого одет, он был богат и добросердечен (купить первой жене дорогущую машину только ради того, чтобы не завидовала своей преемнице, — это вам не кот начхал!) — словом, он был мужчина хоть куда, и Лидия, честно говоря, давненько сожалела о том, что предстала перед ним в виде столь заунывного синего (серого, если быть точным!) чулка. А впрочем, предстань она перед ним в образе самой очаровательной из всех очаровашек, словно бы только что сошедших со страниц лакового журнала «Я выбираю красивых людей!», это вряд ли побудило бы г-на Рощина взглянуть на нее благосклонно: этаких-то он небось видел-перевидел, они небось так и спархивают к нему со всех сторон, словно птицы к святому Антонию… Нет, Лидия, наоборот, должна изо всех сил похвалить себя за то, что оделась со всей мыслимой и немыслимой невзрачностью и голубые глаза г-на Рощина, густо опушенные очень длинными черными ресницами (ирландские этакие глаза, очень опасные, надо заметить, для всякого женского сердца!), глядят на нее с доверием и уважением, а вовсе не с каким-то там малопристойным намеком.

Лидия с тяжким вздохом похвалила себя, отвела взор от глаз г-на Рощина и спросила:

— О каком фрагменте идет речь? Вы что-то конкретное имеете в виду?

— Видите ли… — Г-н Рощин поерзал на стуле, устраиваясь поудобнее, однако это было невозможно, потому что это было невозможно в принципе, и он смирился. — Видите ли, Лидия Артемьевна, я хочу вам рассказать, с чего все началось. Я хоть и развелся с первой женой, но сына очень люблю. Мы с ним друзья. Я для него на все готов! Летом ездил с ним в Бургундию, это во Франции, — счел нужным пояснить он, и Лидия призадумалась было, обидеться на него за эту «сноску» или нет, но, поразмыслив, все же не стала мелочиться, — гостили у моего бизнес-партнера, Виктора Марше, у которого я закупаю бургундские вина для своей сети магазинов, а у него дом неподалеку от Дижона, шато, можно сказать, все увешанное портретами предков. Дочку его зовут Жюли, с ней мой сын очень подружился, и она ему о своих пращурах рассказывала. Соображучая такая девка, четырнадцать лет, всего на два года моего Лёхи старше, а шпарит как по-писаному: этот был прево[1] Дижона в тысяча пятьсот каком-то году, этого в конце XVIII века гильотинировали в Париже, этот побывал в России вместе с наполеоновскими войсками, чуть не сгинул в наших снегах, этот погиб при Марне, этот был в Сопротивлении, а этот и вовсе в Святую землю с крестоносцами ходил… Всех и не упомнишь, у них там портретов дам и кавалеров — ну что тебе в Третьяковке! И Лёха говорит мне как-то раз: «Пап, Жюли рассказывала, что Марше этим именем всех старших дочерей называют в честь русской гадалки, которая спасла того наполеоновского офицера, предсказав ему, что мост через Березину будет разрушен, и он ей сначала не верил, а потом в последний момент на лодке переправился в стороне от моста, так и остался жив, и вот теперь весь их род ее как бы благодарит.