Книга Остатки былой роскоши - Лариса Соболева

Это сказал... по телефону... человеческим голосом... покойник! Вполне нормальным голосом, каким говорил при жизни. Хрусталев ощутил присутствие мертвеца на каждом метре площади дома – за спиной, над головой, всюду. Тут его повело, и, падая, он подумал: «Я умираю. Как хорошо...»

2

В это же воскресенье, восьмого мая, но часов в одиннадцать ночи в шикарном автомобиле «Фольксваген» ехала казна города. В смысле не деньги, а человек, заведующий казной, – Валентин Захарович Ежов. Этого сорокалетнего господина можно было бы назвать привлекательным, если бы не его волюнтаристский склад характера, излишняя надменность и недоверчивость, которые очень отразились на внешности. Он худощав, всегда с прямой спиной, стрижен коротко и аккуратно, темноволос, скуласт, с тонкими чертами лица, достопримечательностью которого являются въедливые черные глаза. Основная черта Ежова мстительность, потому его боятся сослуживцы, а простые смертные ненавидят. Он умен, когда хочет – вежлив, подвержен частой смене настроений.

А настроение на данный момент у него было самое отвратное. Во-первых, какая-то подлюга подсунула «желтуху», в которой напечатано интервью, которое дала его законная. Он подсуетился – тираж, пришедший из области, весь скупил еще вчера, в субботу утром. А сегодня на банкете в честь дня рождения банкира Цинкова неизвестный мерзавец подбросил в карман пиджака газетенку. Ежов этого даже не почувствовал. Сунул руку в карман, а там она, знакомая каждой буковкой газетка! Теперь гарантии нет, что сей номерок не попал еще в чьи-то руки. С Алькой, родной женой, распустившей язык, он еще не говорил. Она пару дней решила провести у заболевшей мамочки. К теще он, конечно, не поедет выяснять отношения – с двумя гарпиями ему ни за что не справиться, но когда Алька вернется домой... И Ежов заскрежетал зубами. Во-вторых, Цинков вел себя по-хамски: Ежов его поздравлял, а он повернулся задом и разговаривал в голос с тлей из камерного оркестра, до того пилившей на скрипке. Это называется – приехали!

И тут Ежов тоже приехал – на условленное место. Заглушил мотор, выключил фары. Ждал недолго. Сделав круг на повороте, резко затормозила «Волга» и сразу умчалась, оставив женскую фигуру, маячившую в темноте. Фигура целенаправленно двинулась в сторону автомобиля Ежова, а он приготовил машину к старту. Минуту спустя вел «Фольксваген» уже по дороге к дачам.

А присоединилась к нему совесть города, то бишь заместитель главы администрации по социальным вопросам Зинаида Олеговна Туркина. Зиночка похожа на перину, до отказа набитую пухом. У нее короткая модельная стрижка «мисс начальница», одета в деловой костюм строгого покроя, предназначенный для банкетов. Одежда совести города может показаться однообразной, но заикнуться на эту тему равносильно смерти. У Зиночки одеяния делятся на две разновидности: костюмы деловые и костюмы нарядные. Первые строже, вторые дороже. Зинаиду Олеговну в городе прозвали гюрзой, потому что, когда у нее чего-то требуют, она будто впадает в транс, глаза ее стекленеют и смотрят сквозь собеседника. А после требователь может рассчитывать на отказ по всем статьям или ответный укус: гюрза его со света сживет. Впрочем, ей льстят подобные эпитеты: кобра, акула, гюрза. Это значит, что она внушительная дамка, а не рядовая пешка, коей не имеет права быть женщина, занимающаяся политикой даже в крохотном провинциальном городке.

– Ты видела, как Цинков себя вел? – спросил Ежов, сжав скулы.

– Еще бы! – Она хищно сузила и без того узкие глазки, а на ее круглых щечках заиграл румянец негодования. – Ты не знаешь, что он еще и сказал при том.

– И что же?

– Когда я говорила тост, а он нагло в голос разговаривал с этой, из оркестра, как и на твоем поздравлении, скрипачка ему сказала: «Юра, нельзя же так неучтиво относиться к людям». А он: «Где ты увидела людей? Вон те, что ли?». – И в нашу сторону сделал кивок. – Это, – говорит, – не люди, а халявщики и вымогатели. Я их не приглашал».

– Кто передал?

– Да так, один из «шестерок». Он рядышком стоял, все слышал.

– М-да, опустил ниже плинтуса, говнюк. Вот тебе и демократия, скрещенная с капитализмом. Нас уже в грош не ставят. Я ему устрою!

– Ничего ты с ним не сделаешь, – с неудовольствием буркнула Зина. – Мы Цинкова упустили. Теперь у него деньги, а они делают человека независимым, к глубокому нашему прискорбию. Как меняются люди! Еще недавно был хотя бы почтительным.

– Скрипачка его любовница?

– Однокашница.

– Я уж подумал, у него плохой вкус. Начнем с нее. Она, кажется, на двух работах ишачит?

– Да. В оркестре и в музыкальной школе.

– Значит, пока ей хватит школы. А там и он где-нибудь маху даст.

Длинный и ровный отрезок пути тянулся вдоль зарослей с одной стороны и железнодорожного полотна – с другой. Фары осветили пешехода, сощурившего глаза от яркого света и уступившего дорогу автомобилю. Ежов, проехав мимо, вдруг затормозил и сдал назад на несколько метров. Машина резко остановилась, Валентин Захарович выключил свет, нервно вглядываясь в темень.

– Что с тобой? – удивилась Зина.

Ежов, не говоря ни слова, выскочил из машины, нервно огляделся, но подозрительный тип, привлекший его внимание, пропал, будто его и не было. Вернувшись в машину, Ежов некоторое время сидел в напряжении. Можно было подумать, вспоминал, заперт его сейф или нет.

– Что тебя так обеспокоило? – спросила Зина.

– Померещилось, – тронул он авто с места, очнувшись. – Привидится же такое...

В доме, куда они приехали, было сыро и прохладно. Весна хоть и выдалась ранняя, но несколько дней назад значительно похолодало. Ежов, растапливая камин, бросил Зине свернутую газету:

– Прочти. Кстати, что пить будешь, шампанское или коньяк?

– Шампанское я пью на работе, а обычно... ты же знаешь.

Он выпил рюмку, а Зина тянула маленькими глотками, просматривая заголовки. У всех слуг народа в данном городе – особые пристрастия к выбору напитков. Ежов пьет исключительно дорогой коньяк, и, если ему предложить дешевенькое пойло, он оскорбится на всю оставшуюся жизнь. Мэр глушит виски, – естественно, не из дешевых сортов. Хрусталев пьет все, что нальют, – на халяву и уксус сладкий. Зиночка выбирает спиртное по ситуации: на работе – шампанское, с любовником – коньяк для подогрева страстей, а дома только вино, и только изысканное.

– Статья называется «ЖЕНА НЕ СТЕНА», – подсказал Ежов.

– Угу, нашла. – Зина удобно устроилась в кресле, закинув ногу на ногу, отхлебнула коньяку, начала читать вслух: – «Мне долго пришлось уламывать жену второго лица в городе N, чтобы получить интервью. Несколько месяцев осады увенчались успехом. И вот в девять вечера я очутилась у бара «Корсар», где жались друг к другу «мерсы» и «Тойоты», заказала кофе и токай. Ждала час. Я, признаться, думала, что снова меня обманули, но тут у входа остановилась роскошная иномарка. Из нее вышла и вплыла в зал уверенная в себе женщина, широкомасштабная, как сама матушка-Россия. Когда она, пробежав глазами по залу, уверенно направилась ко мне, я еще раз поразилась ее размерам. О, что это за женщина! Этакое ожившее творение Зураба Церетели лет сорока – сорока пяти». Точно подмечено, Аля будет в бешенстве, – прокомментировала Зина.