Книга Шахматистка - Бертина Хенрикс

Быстро оглядев комнату и прикинув объем работы, Элени пошла в ванную. Почистила раковину, душ, вымыла пол и опорожнила мусорное ведро. Выпрямилась и с минуту стояла не двигаясь, переводя дыхание. Потом бросила грязные полотенца в бак, уже наполовину заполненный.

Элени любовно расставила в ряд флаконы с косметикой: на каждом было написано непонятное название на языке, который нравился ей больше других, звучащих на острове, — французском. Один флакончик особенно привлек ее внимание. Она взяла его, открыла и вдохнула пряный запах. Улыбаясь, аккуратно закрыла бутылочку.

Она знала всего три слова по-французски: “бонжур”, “мерси” и “оревуар”, и их ей вполне хватало для общения с постояльцами.

Она очень любила слушать, когда говорили по-французски. Иногда прислушивалась к журчащей в ресторане речи. Ей казалось, что французскому языку не хватает серьезности, — но в этом и вся его прелесть. Слова, облаченные в струящийся шелк и прозрачный тюль, скользят по натертому паркету, делают танцевальные па, приветствуют друг друга, снимая невидимые шляпы. Все эти плавные движения имеют, конечно, вполне определенный смысл, обозначают реальные вещи. Элени это прекрасно понимала, и именно в этом парадоксе заключалось для нее все великолепие французского языка. Вот прекрасный танцовщик взмывает ввысь, точно на крыльях, и всё для того, чтобы попросить соли или узнать, который час, — ну разве не чудо?

По телевизору она видела много передач про Париж, и каждый раз у нее щемило сердце. Такая боль бывает при мысли о давнем свидании, на которое ты не пошла, испугавшись сама не зная чего.

Вообще-то у Элени не было причин испытывать щемящую тоску. Париж представлял собою исключение. О своей заветной мечте она никогда никому не рассказывала. Это была ее тайна.

Занятая своими мыслями, Элени вернулась в комнату. Вычистила пепельницы и, прежде чем пройтись пылесосом между дорожными сумками и разбросанными повсюду вещами, подобрала с пола бумажки.

Закончив пылесосить, она перестелила постель, и тут ей захотелось послать парижанам маленький привет. Она взяла вышитую ночную рубашку молодой женщины и аккуратно разложила ее на постели, сильно собрав в талии. Рубашка стала похожа на выставленную в витрине соблазнительную вещицу, с нетерпением ждущую покупателя.

Вечер Элени провела с дочерью Димитрой — та помогла ей приготовить ужин и вымыть посуду. Ужинавший вместе с ними Панис рассказал, как провел день, а потом отправился к друзьям в кафе. Яннис позвонил и предупредил, что поест с приятелями в городе. Такое случалось часто: в шестнадцать лет он жил по большей части вне дома. Димитра рано пошла спать, а Элени еще некоторое время сидела у телевизора и рассеянно смотрела какой-то серьезный фильм: пропустив начало, она не могла понять, в чем там дело.

На следующее утро она встала первой, сварила всем кофе и пошла на работу.

Ветер немного стих. На море не было барашков — значит, день обещал быть теплым, погожим. Элени вспомнила, что хотела принести что-нибудь вчерашней собаке, но сегодня ее уже не было. Элени оставила кусок хлеба на маленькой скале, на самом виду. Как обычно, она пришла на работу в шесть десять и была встречена радостным щебетанием хозяйки.

Убрав уже с десяток номеров, она часов около десяти увидела выходящих из номера французов. Довольные, они шли на завтрак.

Элени решила подождать, пока они совсем уйдут из гостиницы. Она не любила, когда во время уборки неожиданно вернувшиеся клиенты толклись возле двери. Элени становилось не по себе, если другие из-за нее испытывали неудобства. Кто-то в такой ситуации старался завязать разговор, начинал говорить на английском, которого Элени не знала, но в целом понимала, потому что разговор всегда был о погоде. Словом, прежде чем окунуться в интимную атмосферу номера, Элени дожидалась, когда поле деятельности будет свободно.

В десять тридцать она вошла наконец к французам. Приступила к уборке, проделывая все те же движения, что и накануне. Когда она пылесосила пол, позади нее что-то упало. Она наклонилась, чтобы это поднять, и увидела деревянную фигурку. Обернулась: на столике лежала шахматная доска с белыми и черными фигурами. Недоигранная партия.

Элени внимательно рассмотрела фигурку, которую держала в руке. Это была черная пешка. Элени хотела было поставить ее на место, но куда? Элени понятия не имела, где она могла находиться. Такие же фигурки стояли по всей доске. Замерев с пешкой в руке, пристально глядя на доску, Элени пыталась уяснить хоть какую-то закономерность. Так ничего и не поняв, она поставила фигурку рядом с доской и доделала уборку. Ей было неприятно оттого, что она испортила незаконченную игру, но потом она успокоилась: раз таких на доске много, значит, фигура не очень ценная. Может, это не так уж и важно.

В качестве извинения она, прежде чем уйти, вновь красиво выложила на постели ночную рубашку. Остаток рабочего дня прошел спокойно. После полудня, вернувшись в город, Элени увидела Паниса на террасе “Арменаки”, небольшого припортового трактира. Она остановилась на минутку — поболтать с мужем и хозяином заведения, невысоким коренастым мужчиной, чуть постарше Паниса. Хотя всю свою жизнь он провел в Наксосе, все называли его Армянином, наверное из-за его происхождения. Он предложил ей стаканчик анисовой водки, и она выпила в компании двух мужчин. Сезон только начался, а солнце уже палило нещадно.

Сидя на затененной террасе, Элени наслаждалась минутой отдыха. Скинула туфли, вытянула отекшие ноги, прикрыла глаза. Слушала мерное журчание разговора и пение желтых канареек, которых Армянин держал в двух маленьких, подвешенных над столиками клетках. Птички, издавая высокие нотки, перекликались друг с другом из своего заточения, будто участвовали в певческом конкурсе. У хозяина была и третья птичка, тоже живущая в клетке на свежем воздухе. Он ухаживал за ней не меньше, чем за другими, но она не пела. Армянин совершил ошибку, назвав ее Тарзаном: с таким именем она, наверное, совсем иначе воспринимала этот мир.

Элени услышала сухое постукивание деревяшек друг о друга: это Армянин достал триктрак. Мужчины начали партию. Элени слышала то хриплый голос Паниса, время от времени комментировавшего игру, то высокий — Армянина. Через несколько минут голоса стихли: мужчины играли молча, целиком уйдя в захватывающий мир игры.

Элени вдруг вспомнился маленький деревянный воин, которого она уронила в номере французов, лишив места в шахматном строю. Она мысленно увидела его, одиноко стоящего рядом с шахматной доской, будто наказанного за какой-то проступок. Сама не зная почему, Элени расстроилась.

— Эле-е-е-ни!

Наверное, она задремала — только с третьего раза услышала, что ее зовут. Она вздрогнула и огляделась, не сразу сообразив, где находится, — сон унес ее далеко. По ту сторону дороги, стоя возле мола, ее подруга Катерина усиленно подавала ей знаки.

— Эле-е-е-ни! Зайди ко мне. Угощу пахлавой.

Элени потянулась, встала и попрощалась с мужчинами, все так же склоненными над игрой. Те, даже не взглянув на нее, что-то пробурчали в ответ.