Книга Хреновый детектив - Лев Альтмарк

Гнусно, конечно, сочинять письма от имени психа-юдофоба, рука не поднимается — да охота пуще неволи. Надеюсь, о моём грешке никто узнает, а узнают — сведу к хохме, мол, пошутил я, но не со злого умысла, а так, подурковать. Но этому гаду нервишки потреплю. Терять-то мне больше нечего. И так всё отняли.

Чтобы не вычислили по почерку, буду писать печатными буквами. Что писать — не проблема, подобной бредятины я начитался вволю. Могу даже консультантом в каком-нибудь филиале Союза Михаила-Архангела подрабатывать. Если, конечно, окончательно с ума сойду.

Детективы я иногда почитывал, поэтому старался предусмотреть всевозможные варианты. Писать надо в перчатках, ведь дело нешуточное: отнесёт Файнберг с испугу письмо в милицию, а там, если копать начнут (у них иногда бывает и такое!), то могут и до отпечатков пальцев на бумаге добраться. Если уж делать гадости, то чтобы без сучка без задоринки.

Писем, решил я, будет три: одно — непосредственно Файнбергу, другое — в офис, третье — самому себе, чтобы — как это в детективах называется? — у меня было алиби. Ничего, мол, не знаю, сам в таком же стрёмном положении. Текст писем приблизительно одинаковый, но должен быть обязательно корявым и с грамматическими ошибками. Пусть думают, что писал человек, для которого легче дать кому-то по репе, чем сочинить пару складных строк. Так страшней.

Итак, пишем:

«Жидовские морды! Если не уберётесь со своим культурным обществом в свой Израиль, мы вам кишки выпустим и на головы намотаем. Так и знайте, сроку вам — один день. Хватит пить христианскую кровь, иуды…» Ну, и в подобном роде.

И подпись изобретём позаковыристей, в стиле дегенерата-десятиклассника, онанирующего от собственной смелости, что-нибудь вроде «Боевой дружины по борьбе с иудейской заразой».

Дело мастера боится, раз-два — и готово. Остаётся лишь заклеить конверты и отправить по почте. Хотя, если говорить по правде, когда я опускал конверты в почтовый ящик, рука моя дрогнула, а на сердце стало тоскливо и мерзко, будто я делал это с похмельной головы или не по своей воле. Но на полдороге останавливаться глупо. Раз заварил кашу, то сам и буду расхлёбывать, если понадобится.

Конечно, непорядочно я поступаю и подло, но, если говорить по существу, и Файнберг тоже запрещёнными приёмами пользовался, только более нагло и прямолинейно. Так что мы в какой-то степени квиты.

После отправки писем я несколько успокоился. А чего теперь комплексовать — птичка улетела, и назад её не вернёшь! Сиди да жди.

Через день, как и планировалось, я получил собственное письмо. Немного помяв, словно прочитал его в сильном волнении, я спрятал конверт в карман и принялся ждать. Посмотрим теперь на реакцию этого прохвоста. В том, что Файнберг тотчас надует в штаны, сомневаться не приходилось. Обязательно примется звонить, забыв про гробовое молчание с самого начала нашего конфликта, будет искать во мне союзника против неведомой угрозы. Тут-то я и разгуляюсь вовсю. Он у меня ботинки лизать станет, лишь бы я помог. Побежит в милицию? Что ж, его право, только там над ним наверняка посмеются. Нашим доблестным блюстителям порядка не хватает времени расхлёбывать уже совершённые преступления, а тут только угроза. Да и смекалки у них хватает только разбуянившихся алкоголиков усмирять, карманы у них выворачивать да за молодняком с наркотой по подвалам шарить. До остального руки не доходят.

Два часа я просидел у телефона, но звонка от Файнберга так и не дождался. Наконец, не выдержав, принялся названивать сам. Ничего, это только упрочит моё алиби, пускай думают, что я на первых порах тоже растерялся. Детектив так детектив, поиграем, чёрт побери, в эту игру!

Дома Файнберга не оказалось, а его жена Наташка была, как видно, не в курсе дел. Единственное, что удалось у неё узнать: перед обедом муж вытащил из почтового ящика какое-то письмо, страшно переполошился и помчался в офис, даже не пригубив супа.

Замечательно, отметил я про себя, всё идёт по плану. Теперь подождём сигнала из офиса, где перепуганного Файнберга наверняка дожидается ещё одно весёленькое послание.

Я сварил кофе, включил телевизор, удобно устроился на диване и час провёл вполне комфортабельно, фантазируя, какие бури сейчас бушуют в душе у этого засранца и какие авралы он наводит сейчас среди своих единомышленников.

Но час прошёл, и бессмысленное ожидание начало приедаться. Может, самому выяснить, что происходит в офисе? Позвонить туда, а лучше всего не звонить, а просто прогуляться и заглянуть как бы невзначай. Уж, тогда-то я в полной мере наслажусь страданиями патентованного труса и разыграю гениально срежиссированную финальную сцену комедии под названием «Возвращение блудного сына к жирной кормушке» со слёзным покаянием Файнберга, вылизыванием моих ботинок и возвращением собственного статус-кво на престоле нашего маленького хазарского каганата.

Легкомысленно насвистывая, я вышел на улицу, и хорошее настроение не покидало меня всю дорогу. Лишь подойдя к двери квартиры, которую сам же в своё время арендовал под офис, я немного помрачнел, припомнив, что ключа у меня нет. Ну, да ничего, скоро всё изменится, изъятый ключ вернут на бархатной подушечке, а пока мы не гордые, минутку потопчемся у двери, музицируя на кнопке звонка. В офис приходит уйма людей, и всем открывает секретарша Лена, но даже в приёмные часы дверь лучше не держать нараспашку во избежание нежелательных гостей. Скоро уже не нужно будет ждать, пока Лена оторвётся от пишущей машинки, одёрнет вечно задирающуюся короткую юбочку и лениво процокает каблучками по коридору.

Мне пришлось позвонить дважды и простоять минуты три, по-бараньи разглядывая писанную собственной рукой табличку «Еврейское культурное общество», но знакомого цокота каблучков так и не раздалось. Машинально отметив, что в четыре часа дня заканчивать работу несколько рановато, я толкнул дверь и с удивлением обнаружил, что она не заперта.

Что это за новости, недовольно подумал я. Хоть сюда вход никому и не заказан, но так безалаберно не закрывать дверь не годится. Мало ли что может случиться. При мне такого не было.

Едва шагнув в прихожую, я сразу понял, что здесь что-то неладно. Штора, прикрывающая нишу с вешалкой, сорвана, красочный плакат с видом ночного Яффо изорван в клочки, запор на двери в туалет с мясом вырван и болтается на одном шурупе.

В комнате картина оказалась ещё более устрашающей. Перво-наперво, в глаза бросились книги, выброшенные из большого стеллажа — предмета моей гордости, выцыганенного из списанного имущества бывшего райкома партии. У нас довольно большая библиотека из книг, присланных Сохнутом, и из книг, оставленных отъезжающими, но лишь за последние месяцы Лена худо-бедно навела в ней порядок, завела каталог, карточки читателей. Сейчас же книги были разбросаны, а многие разорваны и растоптаны.

Но главное было не в книгах. На моём бывшем письменном столе, уткнувшись лицом в бумаги, лежал Марик Файнберг. Вокруг его головы страшным бурым овалом растеклась полузасохшая кровь. Так неподвижно лежать мог только мертвец.

2

Не раз в детективах я встречал описание убитого человека. Что и говорить, любят писатели подробно и со смаком живописать трупов. Какой-то нездоровый интерес к мертвечине. Мне казалось, что я, никогда в жизни не лишивший жизни даже муху, с ума сойду при виде этакого леденящего душу зрелища.