Книга Галатея - Кирилл Григорьев

— А смысл? — пожал Саня плечами. — Он и так уже, наверное, к врачу побежал со сломанным носом.

Сзади заворочался Бак.

— Я думал, ты его подрезал, — разочарованно протянул он.

— Слышь, ты, маньячина, — повернулся Сашок. — Когда надо будет — порежу. Ты о Пеговой лучше мечтай.

— Да понял я, — откинулся Бак на спинку сиденья. — А о Пеговой не могу, возбуждаюсь сильно.

— Главное — салон не изгадь, — пробурчал Сашок..

Пузырь завел микроавтобус.

— Куда едем? — вопросительно посмотрел он на Смагина.

— Номер пробьем и узнаем, — отозвался Саня, доставая из кармана телефон. — Только печку включи посильнее — совсем я замерз по сугробам лазить.

Максим Дронов

1

Максим закрыл дверь кухни и со вздохом опустился на табуретку. Перед ним на столе лежали горкой песочные пирожные, их он очень любил. Только сейчас пирожных не хотелось. Совершенно.

Мама Андрея, тетя Оля, стояла у окна и курила короткими нервными затяжками. За три дня она превратилась из цветущей молодой женщины в старуху.

— Так постоянно, — произнесла она, не поворачиваясь. — Крутит эту песню по кругу. Сидит за своим компьютером, не отрываясь. Не ест, не спит, даже, по-моему… Боже… Эта музыка сводит меня с ума…

Максим вытащил сигареты.

В квартире звучала тоскливая мелодия, что-то вроде «Энигмы», наполненная неземной болью и отчаянием. Вокалистка надрывно вытягивала на английском нечто душераздирающее, а унылый хорал усугублял общее впечатление безнадежности. Песня, объективно говоря, была ничего. Только, конечно, если слушать ее потише, не с утра до вечера и в безоблачно-жизнерадостном настроении.

— Can you heal me… Can you heal me…

— Можешь ли ты меня исцелить, — пробормотал Максим, закуривая, но тетя Оля услышала.

— Мне все равно, что это означает, — произнесла она. — Я просто хочу тишины. Хотя бы на время. Я понимаю, у Андрея горе, но нельзя же так мучить всех окружающих… Подумаешь, девушка его бросила… В конце- концов, знаком он был с этой Наташей всего пару месяцев…

Почти полгода, поправил ее Максим мысленно. Не все вы, тетя Оля, однако, знаете…

— Ладно, — сказал он, поднимаясь, — пойду, поговорю. Может, хоть насчет песни договорюсь. И чтобы поел… Загнется ведь у своего компьютера…

— Иди, — так же, не оборачиваясь, произнесла тетя Оля.

А ему внезапно захотелось сбежать из их проклятого богом дома, забыть навсегда, вычеркнуть из жизни. Словно и не было у него никогда друга Андрея. Отличная мысль! Прекрасная, да. Только идет она в разрез с давним и светлым понятием — мужская дружба.

В коридоре тоска от звучащей мелодии навалилась с новой силой. Максим отчетливо слышал каждый барабанный перестук, а тарелки словно повизгивали уже где-то внутри тела пронзительно и тоскливо.

— Runaway… Runaway… Can you heal me?…

С запоздалым страхом он представил, как песня грохочет у Андрея, и мысленно содрогнулся.

В комнате друга к потолку взмывал Монблан сваленной одежды, а рядом на тумбочке высился музыкальный центр, из которого, собственно, и растекалось по квартире убойное творение неизвестных певцов. Стены были оклеены пестрыми плакатами новых игр и фильмов, какими-то странными графиками и диаграммами, а прямо перед диваном висел портрет Билла Гейтса, наклеенный на доску для дартса и утыканный дротиками. Как говорил Андрей, товарищ Билл получает дротиком в лоб при каждом зависании компьютера. Судя по щербатости портрета, Андрюхин «Пентиум — 4» работал из рук вон плохо.

Сам хозяин берлоги, взъерошенный, небритый, одетый в короткую майку с надписью «Windows must die!» и в не менее короткие шорты, сидел в кресле за компьютером и, сутулясь, что-то быстро, сосредоточенно набирал на клавиатуре. Все остальное свободное пространство было завалено исписанными листами, пустыми бутылками из-под пива, пачками сигарет, какими-то электронными платами, электрическими кабелями и прочей компьютерной дребеденью.

Пахло здесь отвратительно — алкоголем и несвежим телом. Максим, оглядев весь гадюшник, брезгливо пнул кучу одежды на полу, расчищая дорогу к дивану. И к музыкальному центру, которым хотелось запулить в окно.

— … you heal me… — раздалось в последний раз из колонок. С наслаждением выдернув шнур из розетки, Максим поднял взгляд и встретился с красными опухшими глазами Андрея.

Тот, очевидно, несколько секунд пытался сообразить, кто это посмел вторгнуться в его владения без спроса, пока, наконец, не узнал друга.

— Ты?… — вопросительно выдохнул он. В одной руке его была дымящаяся сигарета, а другая шарила по столу в поисках пива.

— Левее, — кивнул головой Максим. После смолкнувшего грохота музыки у него было странное ощущение абсолютной глухоты. — Левее бутылка стоит.

Андрей мельком глянул на стол, вцепился в бутылку, сделав несколько жадных глотков, отер губы и глубоко затянулся сигаретой.

— Чего орешь? — окутываясь дымом, буркнул он. — Не глухой, слышу.

Сам он тоже, впрочем, говорил отнюдь не шепотом.

— Ну и что? — спросил Максим.

— Что «ну и что»?

— Так и будешь сидеть?

— А тебе-то что?

— Как это «что»? Мне не все равно, что с тобой происходит.

— А-а… — протянул Андрей.

Знали они друг друга с детства. Учились в одной школе, сидели за одной партой на «камчатке», жили в соседних подъездах и даже вместе любили недоступную классную красавицу Машу Новикову. На выпускном вечере почти одновременно Маша выслушала их признания, предложила обоим стать ее друзьями и на следующий день укатила к родителям в Германию. То, что красавица школы никого из них не выбрала, сдружило их еще больше.

После получения дипломов, каждый пошел своей дорогой.

Максим серьезно увлекся химией, на которой был помешан еще в пятом классе, прочитав «Гиперболоид инженера Гарина», а Андрюха с головой окунулся в странный, загадочный и непостижимый простым смертным мир компьютеров.

Скоро он сделался довольно продвинутым в этой области. Максим не сильно разбирался в сути вопроса, но все окрестные гении из молодых, уважительно с Андреем здоровались и разговаривали на «вы». Частенько дома у Андрея собирались толпы странного народа, говорящего на таком сленге, что Максим вообще ничего не понимал. Сплошные «матери», «камни», «креки», равномерно перемешанные с «ипами», «пэвээлками», «портами» и сдобренные загадочным словом «рулез». Из этой каши Максим вынес только одно — все Андрюхины друзья, да и сам Андрюха, почему-то патологически ненавидят операционную систему «Windows», а упомянуть имя Большого Билла в их среде приравнивалось к самому страшному предательству.

Как-то, напившись пива, Максим прямо спросил у Андрея, не хакер ли он. На что друг Андрюха, нежно взяв его за плечо, проникновенно ответил: «Что ты, Макс, как можно? Хакеры — это дети. Немножко чокнутые, немножко гениальные, но дети…. Только, корешок, не говори это никому».