Книга Князь сердца моего - Елена Арсеньева

Тотчас же княгиню бросило в жар от собственной бестактности,однако сказать что-то во исправление сего она не успела.

– А как же не выйти? Бежать от революции сделалось доблестьювысших слоев, и вся Россия теперь покрылась пеною, выброшенной французскойбурею, – послышался с порога звучный голос, и князь Алексей, высокий, худой, сорлиным носом, седыми бакенбардами и благородным лицом, по-молодому проворный ине по годам статный, вступил в залу, отвесил небрежный поклон дамам и продолжалсвою речь, не заботясь представиться незнакомке.

«Le provincial vrai!»[2] – подумала гостья, однако жизньнаучила ее сдержанности, потому она даже бровью не повела, а устремила нахозяина столь внимательный и приветливый взор черных очей, что, казалось,ничего более приятного, чем эти издевки над ее соплеменниками, она в жизнисвоей не слыхивала!

Княгиня Елизавета, воспитанная по-старинному, и помыслить немогла перебить разошедшегося супруга.

– При матушке Екатерине повелись, а при Павле и вовсеразмножились у нас эмигранты эти! Не было полка в армии, в коем бы не водилосьих по два-три человека, – продолжал нахлестывать любимого конька князь, неотдавая себе отчета, сколь это смешно – честить французов не сочной русскойбранью, а утонченным французским же языком! – Кому удалось попасть в службу,более других повезло. Прочие подавались в учителя, и хоть в российских понятияхсие звание немногим выше холопа-дядьки, да все ж плоха честь, когда нечегоесть. Вот и рассеялись бывшие французские дворянчики по всей земле Русской.

И тут князь Алексей обратил наконец внимание на непритворныйужас, исказивший черты его жены, и смолк озадаченный.

– Позвольте представить вам, маркиза, мужа моего, князяИзмайлова, вотчима[3] Машеньки, – скованным от неловкости голосом промолвилаЕлизавета и сказала мужу: – Маркиза д’Антраге сейчас из Лондона, почти прямикомот нашей Маши и Димитрия...

Поцеловав ручку гостьи, князь так заразительно расхохотался,что и дамы не сдержались, подхватили.

– Думаете небось: экий медведь русский? А, ваша светлость? –Он оживленно заглянул в темные глаза маркизы. – Что ж, простите старикавеликодушно, ежели обидел, а все ж правда моя, хоть и горькая: не сумели вы,аристократы, слабыми белыми своими ручками власть удержать – вот и утирайте имитеперь слезы от злых насмешек. Храни Бог, ежели выпустят и русские Россию изрук: тоже нахлебаются горького на чужой стороне!

– Господи, спаси и сохрани! – обмахнулась крестом княгиня. –Революция – гнусное событие, а ее деятели – вампиры, каннибалы! – со страстьюсказала она. – Моя дочь, баронесса Корф, рассказывала, что в ту пору вПариже... Впрочем, что это я? – засмеялась она. – Вы ведь и сами все знаете,все помните!

– Такое не забывается, – глухо промолвила гостья.

Первым делом она поведала княгине Елизавете, как в годытеррора пряталась вместе с Марией Корф в каменоломнях под старым монастыремкармелиток. Гостья вообще была прекрасно осведомлена о жизни супругов Корф вЛондоне, где барон продолжал свою дипломатическую деятельность. Старый же князьАлексей Михайлович долгие годы негласно представлял интересы России наБалканах, однако после смерти великой Екатерины император Павел, по какому-тонедоразумению или наговору, отставил его от службы. Князь уехал в родовое нижегородскоеИзмайлово, и хотя новый государь, Александр Павлович, всяческими посуламизаманивал его в Иностранную коллегию, тот на уговоры не поддался и за двадцатьпочти лет покидал Измайлово не более десяти раз: отвозил внучку в Смольныйинститут; забирал из института прошлым летом – да вот нынче забота о будущностиюной баронессы Ангелины Дмитриевны вынудила Измайловых подумать о постоянномгородском жительстве.

– А что? – сердито вскинул было бровь князь. – Главный-то вовсей Европе злодей у самых врат наших стал! Вот до чего довело пристрастие кфранцузишкам: всех он под каблук свой корсиканский подтоптал.

– Полагаю, вы говорите о Бонапарте? – уточнила маркиза стакой ненавистью в голосе, что князь воззрился на нее с горячей симпатией.

– О ком же ином? Я за себя не трушу, Бог нас не оставит –лишь бы Россия безопасна была. Но не вижу конца и меры бедствиям, которыепокроют Отечество наше, ежели французское чудовище переступит российскиеграницы. А ведь все к тому идет!

– Наполеон, если начнет кампанию, намерен уничтожитькрепостную зависимость в России. Верно, в таком случае следует опасаться«общего резанья», когда мужики, прельщенные посулами свободы, поднимутся стопорами против помещиков? – спросила маркиза.

– Ничуть не бывало! – вскинулся князь Алексей. – Русскийчеловек способен предать Россию для русского же: Стеньки Разина, ГришкиОтрепьева, Ивашки Болотникова, Емельки Пугачева и иже с ними. Но не дляиноземца, ибо ненависть к чужеродному – в основе русского характера, и великийПетр напрасно старался ее искоренить.

Княгиня Елизавета издала жалобный стон, и тут гостьявеликодушно решила положить конец страданиям деликатной хозяйки.

– Не все чужеземцы чудовища, и не все, что исходит из иныхземель, особенно из Франции, несет вред, смею вас заверить!

– Теперь ваша правда, – благодушно согласился князь Алексей.– Жаль, что вы, сударыня, у нас проездом, а то просил бы я легонько приложитьвашу великосветскую ручку к нашей деревенской красавице!

Мгновение маркиза смотрела на Алексея Михайловичанеподвижным взором, и княгиня Елизавета внутренне ахнула, решив, что воттеперь-то она обиделась: мыслимое ли дело – предлагать роялистке из древнейфамилии роль презираемой madame! – однако приветливая улыбка осветила глазамаркизы, и княгиня Елизавета успокоилась, подумав, что гостья могла заискренний привет и ласку принять приглашение воспитывать их внучку.

– Прошу извинить, сударыня, – произнесла княгиня. –Наверное, вы упрекнете мое гостеприимство, однако известное дело: бабушкиобретают другую молодость во внучках! Боюсь, я чрезмерно хлопочу над Ангелиною,но, похоже, пребывание в Смольном прошло для нее даром!

– Ангелина? – приподняла красивые брови маркиза. – О,понимаю. Дочь Марии! На обратном пути я была бы счастлива встретиться с нею вСанкт-Петербурге, так что ежели у вас будут какие-то наказы, я их исполню сохотою.

Княгиня поклонилась: