Книга Страж нации. От расстрела парламента – до невооруженного восстания РГТЭУ - Сергей Бабурин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В момент политического затишья ранней весной 1998 года (президентские выборы уже «отгорели», до парламентских — около двух лет, политический режим укрепился, воссоединение с Белоруссией медленно, но началось) все тот же неугомонный Дима Никитенко как-то предложил:
— Сергей Николаевич, у вас же хороший баритон. Давайте сделаем акцию: на каком-либо публичном мероприятии вы на сцене подхватите или запоете песню. Смотрите, как ярко выглядит Лужков, когда выбегает на сцену и подпевает…
Мне стало смешно (нашел певца!). Когда Дима подошел со своей идеей второй раз, я рассердился и порекомендовал ему заняться текущей работой. Но помощник настырно гнул свою линию. После его третьего «захода» пришлось призадуматься.
— Почему бы и нет? К тому же у меня есть человек, с которым я могу посоветоваться.
— Кто?
— Стас Намин.
От этого имени Дима радостно остолбенел, а я сразу позвонил Анастасу Алексеевичу, с которым был в добрых отношениях, и условился, что заеду к нему в Зеленый театр.
Стас Намин к тому времени уже давно был не только талантливый музыкант, но и успешный продюсер. Чего стоил только его проект — группа «Парк Горького». Ее звезда закатилась лишь когда они двинулись покорять США и решили избавиться от опеки отца-основателя. Переоценили себя.
Стас выслушал идею и среагировал мгновенно:
— А что, интересно. Но нужно подготовить не одну песню, а две или три. На всякий случай. А давай тогда их и запишем. Слушай, а давай запишем 4–5 песен, выпустим кассету. А если кассету, то давай и диск одновременно сделаем — записи-то те же. Слушай, а давай и видеоклип снимем!
— Притормози, Стас! А вдруг у меня и голоса нет?
— Да какая разница? У нас что, у эстрадных звезд у всех голоса есть? Полно безголосых. Нет, если будет совсем плохо, я скажу.
Стас тут же пригласил своего давнего друга, опытного музыканта и аранжировщика Владимира Белоусова. Владимир Иванович отнесся к идее скептически, но за дело взялся.
Началась многомесячная полусекретная подготовка к записи. В перерыве между заседаниями парламента я с одним из помощников — или Димой Никитенко, или Костей Каравайным (они единственные были посвящены в затею) — уезжал «на встречу» или «на совещание», и два часа занимался с Татьяной Анциферовой, замечательной певицей и музыкальным педагогом, женой В.И. Белоусова. Она помогала ставить дыхание, а через какое-то время — и шлифовать песни.
И только когда прошли месяцы подготовки, приближались к концу дни работы в студии звукозаписи, а я все не мог нащупать звучащий стержень проекта — какую песню сделать первой, центральной, Дмитрий Никитенко, краснея, сказал:
— Я когда-то получил музыкальное образование и недавно написал песню о сыне. Предлагаю ее.
У меня в то время должен был родиться четвертый сын.
— Покажи.
Дима напел.
— Отлично. Теперь понятна твоя настойчивость в делании из меня певца. Но давай песню повернем. Сделаем не песню о сыне, а обращение к нему. Это должна быть, скажем, колыбельная. Колыбельная, адресованная сыну.
Сел тут же писать, перекраивая и меняя текст, что-то формулируя с нуля, исходя из изменившейся направленности текста. Появился не просто иной аспект, появился другой смысл и песни, и самого песенного проекта. Дима даже настаивал, чтобы меня указали в качестве автора текста одного, но это было бы нечестно. Мы стали соавторами.
Когда все намеченные песни были записаны и нами прослушаны, только в этот момент я осознал, что все спел неправильно, понял, как надо бы их исполнять.
— Все записанное надо стереть и переписать. Все надо петь иначе, прежде всего ниже, не пытаясь по школьному выполнять гаммы.
Белоусов охладил:
— Все. Деньги спонсоров кончились. Как закончилось и наше время аренды студии.
Записанное оставили как есть.
Фото к песенному проекту летом 1998 года делал сам Стас Намин. Ну и помучил!
Сняли и два видеоклипа. Не обошлось без казуса. Когда вели съемки на Тверской, мне пришлось несколько раз делать проход под уже записанную свою же фонограмму «Московских окон». Прохожих было достаточно много, и один из них подошел к осветителям и поинтересовался:
— Скажите, а кто играет Бабурина?
Видно, умный был человек, понимал, что серьезный политик таким баловством заниматься не должен.
С показом клипов по ТВ нас постигла неудача.
В этот момент на ТВ неожиданно показали видеоклип с речитативными завываниями Жириновского, а появляться на экране в том же жанре после него означало терять репутацию. Нам же Бадри Патаркацишвили, управлявший тогда, по поручению Б. Березовского, телевидением, с которым у Стаса Намина были прекрасные отношения, посмотрев клипы, в показе отказал. На удивление Стаса («Впервые сталкиваюсь с тем, что я плачу, а мне говорят — не надо!»), Бадри, по словам Намина, ответил:
— Во-первых, Бабурин в «черном списке», и эфира ему не будет. Во-вторых, если бы было, как у Жириновского, то еще можно было бы подумать, но тут у вас ведь серьезно.
Снятые клипы по ТВ не показали. Отрывок «Колыбельной сыну» прозвучал лишь в «Русском Доме» русского подвижника А. Крутова.
«Колыбельная сыну» стала не просто камертоном проекта, она стала выражением моего жизненного КРЕДО. Именно поэтому ее простенькими словами хочу открыть эту подборку субъективных очерков. Пусть при всей разрозненности элементов жизненной мозаики мой рассказ о людях и событиях станет хотя бы частичным выполнением долга памяти перед теми друзьями и единомышленниками, которым не довелось дожить до дня сегодняшнего.
А стихи? Неказисто, но искренне и по теме.
Наперекор ветрам
Вооруженный мятеж бывшего президента
Ранним утром нас разбудили длинные очереди из автоматического оружия.
