Книга Руби - Вирджиния Клео Эндрюс

Болото, окружавшее нас со всех сторон, казалось, ожило, когда услышало эти слова. Лягушки заквакали, ночные птицы закричали, аллигаторы забили хвостами в прохладной жиже.

В пятнадцать лет я была на два дюйма выше бабушки Кэтрин: ее рост вместе с мокасинами составлял всего пять футов четыре дюйма. Несмотря на свою миниатюрность, она была самой сильной женщиной, которую мне довелось знать. Помимо мудрости и твердого характера, она была наделена особым даром врачевания. Бабушка бесстрашно вступала в схватку не только с болезнями, но и с любым злом, каким бы могущественным и коварным оно ни казалось.

Бабушка Кэтрин могла поправить любую беду. Порывшись в своей сокровищнице, она всегда находила нужное снадобье и решала, как надо действовать. Она обладала знаниями, которые невозможно почерпнуть из книг. Отчасти эти знания она получила по наследству, отчасти приобрела сама. Бабушка была левшой, а среди нас, каджунов[2], бытует убеждение, что левши обладают особой духовной силой. Я всегда думала, что сила бабушки исходит из глаз цвета темного оникса. Она ничего и никого не боялась. Рассказывали, что как-то ночью на болоте она лицом к лицу встретилась с Черной Жницей; уставившись Смерти в глаза, бабушка смотрела на нее до тех пор, пока та не поняла, что этот колос еще не созрел.

Жители наших краев обращались к ней со всеми своими недугами, от бородавок до ревматизма. У бабушки имелись лекарства от простуды и кашля; более того, она знала средство от старости, но никогда не прибегала к нему, ибо полагала, что нельзя вмешиваться в естественный порядок вещей. Природа была для бабушки Кэтрин священна. Все свои снадобья она составляла из трав, мхов, цветов и листьев, которые собирала на болотах.

– Бабушка, что ты будешь делать у Родригесов? – не унималась я. – Ведь мертвого ребенка не оживишь!

– Посмотрим, чем им можно помочь, – ответила бабушка и принялась тихонько бормотать молитву.

От этой молитвы по спине у меня забегали мурашки, хотя ночь была жаркая и душная. Я изо всех сил старалась не стучать зубами. Уже давно я решила, что стану такой же бесстрашной, как бабушка, но мне не всегда это удавалось.

– Полагаю, ты уже достаточно взрослая, чтобы это знать, – произнесла бабушка так тихо, что я вся превратилась в слух. – Есть некий злой дух, имя ему кушмаль[3]. Он появляется в доме, где умирает некрещеный младенец. Если мы не сумеем изгнать его, он принесет семье, живущей в этом доме, много бед. Они должны были послать за мной сразу, как только у миссис Родригес начались схватки. Особенно в такую ночь, – мрачно добавила она.

Перед нами, в свете бутанового фонаря, плясали и метались тени. Со всех сторон доносились звуки, сплетаясь в причудливый мотив – дедушка Джек называл его песней болот. Слагалась эта песня из звуков, издаваемых животными, к ним добавлялся тихий свист, испускаемый скрюченными стволами деревьев и клочьями висящего на ветвях мха (который мы, каджуны, называем испанской бородой или испанским мхом), когда их колышет ветер. Я торопливо шагала, стараясь держаться к бабушке поближе. Бабушка была столь поглощена предстоящим делом, что не замечала ничего вокруг и, казалось, могла бы добраться до своей цели даже сквозь кромешную тьму.

В корзинке из дубового луба, которую несла бабушка, лежало несколько маленьких статуэток Девы Марии, бутылка со святой водой и пучки целебных трав. Все необходимые молитвы и заклинания она помнила наизусть.

– Бабушка, – начала я, движимая желанием услышать свой собственный голос, – qu’est-ce…

– По-английски, – перебила бабушка. – Говори только по-английски.

Бабушка всегда настаивала на том, чтобы мы говорили по-английски, особенно за пределами своего дома, хотя родной язык каджунов – французский.

– Когда-нибудь ты оставишь нашу бухту и будешь жить в мире, где на твои каджунские привычки и язык будут смотреть с презрением, – предсказывала она.

– Но зачем мне покидать бухту, бабушка? – недоумевала я. – Зачем жить среди людей, которые будут презирать меня?

– Тем не менее так и будет, – отвечала бабушка в своей обычной загадочной манере. – Непременно.

– Бабушка, – вновь заговорила я, – а почему Родригесов преследует злой дух? Чем они провинились?

– Ничем. Ребенок родился мертвым. Дух находился в его теле. Ребенка не успели окрестить, а у духа теперь нет места. Поэтому он будет преследовать Родригесов и приносить им несчастье.

Я оглянулась. Ночь опустилась у нас за спиной темно-свинцовым занавесом. Оставалось толь ко двигаться вперед. Мы вышли на дорогу, и я с облегчением вздохнула, увидев ярко освещенные окна Батов, наших ближайших соседей. Теперь я могла внушить себе, что ничего страшного не происходит.

– А ты изгоняла подобных духов прежде? – вновь принялась я расспрашивать.

Бабушку часто звали справлять самые разные обряды: от освящения нового дома до привлечения удачи для рыбака или ловца устриц. Матери молодых женщин, неспособных родить дитя, просили для них исцеления от бесплодия. Иногда ее усилия оказывались тщетными, но гораздо чаще приносили желаемый результат. Все это было мне хорошо известно, но до этой ночи я ни разу не слыхала о кушмале.

– К несчастью, мне приходилось делать это много раз, – ответила бабушка. – Так же как и другим целителям, издавна.

– И тебе всегда удавалось прогнать злого духа?

– Всегда, – заверила она так решительно, что тревога моя разом улетучилась.

Мы с бабушкой Кэтрин жили в старом доме с покрытой жестью крышей и шаткой галереей. Дом наш стоял на окраине маленького городка Хоума, штат Луизиана, округ Терребонн. Говорили, что до Нового Орлеана всего два часа езды на автобусе, но проверить это мне пока не удалось – я никогда не бывала в Новом Орлеане. За свою жизнь я ни разу не покидала нашей бухты.

Дом своими руками построил дедушка Джек – более тридцати лет назад, когда они с бабушкой Кэтрин только поженились. Подобно большинству каджунских жилищ, стоял он на высоких столбах – эта предосторожность защищала от змей и прочих животных, которые могли пробраться внутрь, а также от наводнений и сырости. Стены были из кипарисовых бревен, крыша покрыта гофрированным металлом. Когда шел дождь, капли громко стучали по ней. Редких гостей под нашим кровом этот барабанный грохот раздражал, но мы к нему привыкли, как и к пронзительным крикам луней, круживших над болотами.

– А когда ты изгонишь духа, куда он денется? – полюбопытствовала я.