Книга Гнев изгнанников - Николай Побережник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Хозяин, хозяин Корен, – Бэлк постучал в дверь комнаты на втором этаже торговой гильдии.
– Чего тебе? – Корен уже который месяц пребывал в состоянии хандры, тоски, а возможно, отчаянья.
– Приехал обоз из княжества, ткачи расторговались хорошо, тут двое пришли, хотят внести плату, да новости рассказать, – не входя и встав в дверях, сказал Бэлк.
– Веди, – Корен стоял у окна и разглядывал строящуюся на холме крепость, за стенами которой он побывал всего лишь раз, но результат разговора с генералом иноземцев расстроил Корена настолько, что он впал в длительную хандру.
Через несколько минут Бэлк привел двух купцов, что торгуют тканями, которые ткут в многодворцах их рода. Приложив руку к груди, они вошли, поклонись «Солнцу и Большой Луне», а после приглашения Корена присели за стол.
– Прежде чем внести плату, – один их купцов поскреб бороду, – мы хотим узнать у тебя, Корен, будем ли мы, как и прежде под защитой гильдии?
– Конечно, – Корен присел напротив.
– Хорошо бы… – купец нерешительно поставил на стол кошель, – молодой князь приказал строить пограничные посты.
– Я знаю про это, – Корен быстро смахнул кошель со стола, – но пропускают же.
– Пропускают, – кивнул купец, – проверяют только все пуще прежнего.
Купцы явно хотели что-то еще сказать, но решались, переглядывались…
– Что-то еще? – Корен встал и отошел к окну, не желая встречаться глазами с гостями.
– Корен, ты у нас здесь уважаемый человек, – решился один из купцов, – другие старейшины родов с тобой считались…
– Считались?
– Эм… Ну, я-то что, говорю о чем люди меж собой говорят…
– Продолжай, – все также, стоя у окна спиной к посетителям, потребовал Корен.
– Иноземцы эти… они щедро платят за работы и товары, а еще некоторые купцы поговаривают о том, что можно и попросить их о защите… а еще о том, что в твоей, Корен защите они не нуждаются, а гильдия твоя только чтобы людей обдирать…
– Так, значит, заговорили, – Корен повернулся к купцам краснея от злости, – мы еще посмотрим, есть ли во мне нужда! Что-то еще?
– Пойдем мы, пожалуй…
Проводив купцов, Корен сокрушенно опустился на кресло, ему не нравилось то, что происходит, но не понимал, как ему себя вести, как жить дальше, при наличии по соседству грозной иноземной армии, цели которой тоже не ясны. Строят крепость, с местным людом не то, чтобы любезны, скорее даже холодны, но за услуги и товары платят золотом…
– Все же я не с того начал, – осенило Корена, он налил себе полную кружку вина и не отрываясь, за несколько глотков, выпил ее, промокнул платком усы и бородку и крикнул: – Бэлк! Готовь повозку!
– Сколько охраны? – возник в дверях приказчик.
– Нисколько, к иноземцам поеду! Как там их генерала, или кто он у них там, зовут?
– Стак, наместник Стак.
– Наместник? – Корен, немало удивившись, поднял бровь.
– Да, хозяин.
– Что ж, иди, готовь повозку, – Корен кивком указал приказчику на дверь, а сам подошел к сундуку с одеждой и стал перебирать туники, в поисках самой дорогой…
* * *
Чернава, проходя мимо нас с Варасом, лишь кивнула и вошла в дом, настроение у неё было явно ниже плинтуса.
– Пообедаем сначала? – спросил Варас, усаживаясь за стол.
– Да, братец, – Чернава тоже опустилась на лавку рядом с ним.
Обедали молча, так принято в этом семействе, это я, можно сказать, хулиганю, когда мы с Дариной вдвоем трапезничаем, могу пошутить, или о своем мире рассказываю, она, словно ребенок, эти мои рассказы как сказки слушает. Они и есть сказки, этот мир намного реальней, чем тот, из которого я попал сюда… реальней люди, реальней их поступки и дела и самое главное – ответственность за эти дела.
– Предупредить тебя, Никитин, хочу, – сказала Чернава, когда я, разобравшись с обедом, ковырял пальцем волокна на дереве столешницы и уже несколько минут поглядывал на свою новоявленную родственницу-колдунью.
– Только меня? – сразу уточнил я.
– Не только… – Чернава отодвинула тарелку, положила руки на стол, ладонь на ладонь и выпрямив без того идеально прямую спину, продолжила, – тот, второй… из твоего мира, я видела его во сне, пошла за ним, не смогла ничего более разглядеть, тьма и огонь оттолкнули меня.
– И что это значит?
– Трудно сказать, но ты в опасности, ведь тот человек также знает о тебе, и он, – Чернава закрыла глаза и глубоко вздохнула, – он хочет приблизиться к тьме, а тьма уже на границах княжества… мне удалось ненадолго увидеть посланников тьмы… княжество падет.
– Да как же так падет-то, дружина княжья не допустит! – хмыкнул Варас.
– Не было доселе такого, братец.
Я заметил, что руки Чернавы чуть подрагивают, да и лица коснулась тень страха.
– Что ты видела? – чуть наклонился я над столом и положил ладонь на руки Чернавы.
– Это воины, что пересекли пустыню, их много и они… им не нужен свет Большой луны, для них что ночь, что день, все одно.
– Это как?
– Что ночь, что день – все одно, – повторила Чернава, открыла глаза и впилась в меня взглядом, от которого мне стало не по себе, – как твое единение с болотными котами?
– Бродят зверюги, пугают меня, – молчавшая до этого Дарина, встала из-за стола, подошла к окну и кивнула в сторону озера, – на том берегу, каждый вечер почти… двое, сядут и смотрят.
– Я же говорил, они дальше не пойдут, – я подошел к ней и взял за руку, – я их просил.
– Хорошо, – Чернава кивнула, – но этого мало, вышедший из тьмы зверь сможет быть тебе союзником, ни князь, ни дружина его, ни эти ваши новые оружья…
– Когда? – Варас достал трубку и крутил ее в руках.
– Зима будет долгой…
– Зима будет долгой, нет, ты слышал? – я сидел вместе Варасом на веранде, провожая взглядом «женщину с веслом», то есть, глядя, как Чернава, стоя в своей длиной лодке, плавными движениями перекидывая длинное весло с одного борта на другой, медленно плывет по озеру, удаляясь от берега
– Тяжело сестрице, – вздохнул Варас.
– Ага, теперь и нам не легче! Зима будет долгой… Что ночь, что день – все одно… княжество падет… посланники тьмы, мать их ети!
– Не гневи богов! – Варас сурово посмотрел на меня.
– Вырвалось…
– Боишься?
– Хорошо бы еще знать, чего бояться! Терпеть не могу неопределенности и неизвестности… Вот честно, лучше бы не приплывала! Сказала «А» так не будь «Б»!
– Вот это последнее, я не понял, но ты, Никитин, не бранись на сестру мою, она по сердцу, по вере все делает, а то, что не смогла все увидеть, на то богов воля, и не гневи их недоверием своим.