Книга Пробужденный - Коллин Хоук

Я коротко улыбнулась глазам, глядевшим на меня из-под тяжело насупленных бровей в зеркале заднего вида, и послушно вытащила кошелек. Сколько ни езжу в нью-йоркских такси, никак не могу привыкнуть к грубости шоферов. Впрочем, альтернативой был семейный водитель, который по совместительству исполнял роль няньки и орлиным взором следил за каждым моим шагом, чтобы потом доложить родителям. Нет уж, лучше глоток свободы – пускай и с привкусом нью-йоркских кэбов.

Я сунула водителю двадцатку и открыла дверцу. Не успела я выбраться на тротуар, как он рванул с места, будто за ним гналась полиция. Мне стоило немалых трудов удержаться на ногах и не задохнуться в туче выхлопных газов, любезно оставленных им на прощание.

– Вот сволочь, – пробормотала я, кое-как разгладила подвернутые брюки и присела на корточки, поправляя ремешок кожаных итальянских сандалий.

– Вам помочь, мисс? – поинтересовался над ухом приятный молодой голос.

Я выпрямилась и окинула паренька оценивающим взглядом. Джинсы из универмага, футболка «Я ♥ Нью-Йорк», вид провинциального простачка… Нет, этот точно не местный. Ни один ньюйоркец не надел бы такую майку и под страхом смертной казни. Сам парень был симпатичным, но я прикинула, что в городе он явно недавно и без родительского благословения, и решила, что продолжение разговора будет пустой тратой времени. Не мой тип.

Какой тип мой, я еще не выяснила, но была уверена, что пойму это, как только его увижу.

– Спасибо, не нужно, – улыбнулась я. – Со мной все отлично.

И я размашистым шагом устремилась к ступеням Метрополитен-музея. Девчонки в школе наверняка сочли бы меня идиоткой, что я упустила симпатичного мальчика, потенциального бойфренда или хотя бы неплохой шанс поразвлечься. Однако я старалась не давать обещаний, которых не собиралась исполнять – особенно парням, не соответствующим моим представлениям об Идеальном Мужчине. Список требований был еще не закончен, но неуклонно пополнялся с тех самых пор, когда меня начали интересовать мальчики. Впрочем, я и без списка не стала бы бросаться в омут с головой.

Поймите меня правильно. Да, я разборчивая, ношу только дизайнерские шмотки и получаю столько карманных денег в месяц, сколько большинство моих сверстников не зарабатывают за год. Но я не сноб. Родители всегда возлагали на меня определенные ожидания, и деньги просто служили их зримым воплощением. Меня всю жизнь учили, что первое впечатление – самое верное. И сколько бы я ни пыталась найти опровержение этому правилу, общаясь с людьми в школе и за ее пределами, обычно оно подтверждалось.

Мой отец, успешный финансовый юрист, любил повторять: «Банкиры встречают по галстуку» – отсылка к понятно какой пословице. А для матери это было сродни заповеди: она целыми днями сидела на верхотуре гигантского небоскреба, принадлежащего крупнейшей в городе медиакомпании, и надиктовывала распоряжения личному секретарю. Они с отцом потрудились вбить мне в голову, что без приличного внешнего вида на серьезное отношение нечего и рассчитывать.

Большую часть времени я была предоставлена самой себе – постольку, поскольку оправдывала их ожидания. Что там в списке? Хорошо учиться, изображать любящую дочь, дружить только с одноклассницами из частной школы для девочек… И конечно, не встречаться с неправильными парнями. Ну, здесь родители могли не беспокоиться: парня у меня не было вообще. Взамен я получала щедрые карманные деньги и свободу исследовать Нью-Йорк как мне угодно. Свободу, которой я была твердо намерена воспользоваться в первый день своих последних весенних каникул.

Метрополитен-музей всегда был одним из моих любимых убежищ. Не только потому, что родители одобряли такое времяпрепровождение – само по себе несомненный плюс, – но и потому, что это отличное место для наблюдения за людьми. Я до сих пор не решила, чем хочу заниматься в будущем, но выяснить мне это предстояло до конца каникул. Меня уже приняли в несколько университетов – разумеется, с высочайшего одобрения родителей. Мать и отец – в нашей семье не поощрялись телячьи нежности вроде «мамы» и «папы» – уже видели меня на каком-нибудь достойном поприще вроде медицины, бизнеса или политики. Только вот меня туда совсем не тянуло.

Что мне по-настоящему нравилось – так это изучать людей. Давно покинувших этот мир – как те, что запечатлены на полотнах Метрополитен-музея, – или своих современников, во множестве толкущихся на улицах Нью-Йорка. По правде говоря, у меня уже набрался блокнот зарисовок об интересных людях, встреченных там и тут.

Однако я не представляла, как превратить это странное хобби в работу и тем более «карьеру». Родители ни за что не позволили бы мне стать психологом или социальным работником. По их мнению, каждый человек способен сам позаботиться о своем душевном здоровье. А если он не может справиться с выпавшими на его долю невзгодами… Что ж, это его проблемы, верно? Для них водиться с неудачниками значило принижать себя – хотя если бы я могла выбирать свободно, то выбрала бы работу, связанную с помощью людям.

Проблема заключалась лишь в том, что о свободном выборе речи не шло. Стоило мне задуматься о будущем, как перед глазами вставали фигуры родителей, а в ушах эхом отдавались их невысказанные ожидания. Одна мысль о том, чтобы их разочаровать, наполняла меня невыносимым чувством вины, которое, словно кислота, на корню душило малейшие ростки бунта.

Одним таким ростком стал выбор колледжа. Строго говоря, это был не мятеж, потому что анкеты я рассылала с ведома отца и матери. Мне разрешили подать заявки в любые понравившиеся вузы – при условии, что среди них будут и выбранные родителями. К их неудовольствию, меня приняли во все – однако я не сомневалась, что на этом мои поползновения к свободе и закончатся.

Теперь же на улице стояла весна, любимое время подростков, а меня трясло от ужаса. Если бы только не надо было думать о будущем! Но родители обязали меня определиться с колледжем и специальностью до конца каникул. И вариант «поучусь немного, а там посмотрим» их не устроил бы.

Я на секунду задержалась у стойки вахтера, чтобы взмахнуть пожизненным членским билетом.

– Добрый день, мисс Янг, – с улыбкой поприветствовал меня старый охранник. – Снова на весь день?

Я покачала головой.

– Только до обеда, Берни. Потом пойду обедать с девочками.

– Покараулить их?

– Нет, я сегодня одна.

– Хорошо, – кивнул он и, пропустив меня за веревочное ограждение, снова повернулся к веренице туристов.

Все-таки в том, что мои родители делали ежегодные – и весьма щедрые – пожертвования Метрополитен-музею, была определенная выгода. Я с детства пользовалась всеми преимуществами финансового положения, связей и опыта своей семьи. Разумеется, они меня любили, только любовь эта выражалась в редких улыбках гордости и одобрения. Неудивительно, что я часто чувствовала себя одинокой. А иногда – попросту в западне.

Когда тоска по несуществующей маме, с которой можно было бы дурачиться и печь кексы, становилась невыносимой, я начинала проситься к бабушке. Она жила на маленькой ферме в Айове, и родители неукоснительно навещали ее раз в два месяца. Это продолжалось уже много лет, причем мать с отцом останавливались в отеле в соседнем городке, а мне разрешали ночевать на ферме.