Книга Шелк аравийской ночи - Николь Фосселер

Майя осторожно подняла голову. Из коридора в комнату едва пробивался бледно-золотистый свет. Немного поколебавшись, она встала босыми ногами на пол и тихонько прошмыгнула к двери, стараясь не разбудить сестру.

Она прокралась по полутемному коридору, осторожно обходя по ковру каждую скрипучую половицу деревянного пола. Мать Майи вечно сетовала на «жуткий старый сундук», как часто называла старинный особняк Блэкхолл. Но Майя любила этот дом как раз потому, что он был похож на сундук с восхитительно жуткими и мрачными темными углами. В доме было достаточно места, но госпожа Марта считала расточительством отводить каждой из девочек по собственной комнате. Свободные комнаты дожидались гостей, профессоров из Кембриджа, Лондона или из-за границы – они периодически приезжали сюда и проводили вечера в разговорах, в которых участвовал не только отец, но и кое-кто из студентов. Нередко приезды и отъезды бурной чередой сменяли друг друга, и Марта все время жаловалась на ложащиеся на ее плечи хлопоты. Но Майя замечала, как блестят у нее глаза, когда она торопливо снует туда-сюда, готовя закуски и наводя уют в комнатах, ставит в вазы свежие цветы и встречает нарядно одетых гостей.

Майя спускалась вниз, и с каждой ступенькой становилось все светлее. Свет шел из кабинета отца. Через широко распахнутую дверь можно было увидеть кусок темно-красного ковра со светлым узором из вьющихся цветов и боковую часть большого письменного стола. Отец не один: помимо родного бормотания, слышался другой голос, а со знакомым сладковатым дымом трубки смешивался еще один аромат, более терпкий. У Майи заколотилось сердце. Ричард! Здесь Ричард!

Студент второго курса Тринити-колледжа Ричард Фрэнсис Бертон был в Блэкхолле желанным гостем с тех пор, как Гринвуды повстречали его у одного знакомого врача, у которого Ричард снимал комнату, когда учился на первом курсе. Миссис Гринвуд залилась краской, как школьница, когда Ричард отблагодарил ее за приглашение на обед изысканным комплиментом. Джеральда с Ричардом нередко можно было видеть в саду: они прогуливались кругами, увлеченные беседой об иностранных языках и культурах, или предавались воспоминаниям о пейзажах и населении Франции и Италии, где Ричард вырос. А порой потягивали бренди в кабинете Джеральда, засидевшись допоздна, как теперь. И если Джеральд всегда курил трубку, то Ричард никогда не изменял сигариллам. Но ни у кого в доме господин Бертон не вызывал таких эмоций, как у Майи.

Она добралась до ступеньки, оказавшись на одном уровне с дверью в кабинет. Тихонько уселась на корточки, судорожно вцепившись в резные балясины, и прижалась к ним лицом, пытаясь не упустить ни слова и даже, возможно, увидеть Ричарда.

– …убедить моих стариков, что пытаться сделать из меня церковника – пустой труд. Позорное пятно временного исключения из университета показалось мне отличным способом, – весело рассказывал Ричард своим низким, слегка урчащим голосом. – Лекция как раз совпала с началом скачек. Вместо того чтобы выслушивать профессорскую нудятину, мы с однокурсниками встретились за Вустер-колледжем, наняли экипаж и покатили на ипподром!

– Вероятно, ваша выходка не осталась незамеченной, – пробормотал Джеральд с трубкой в зубах.

– Нет, – Майе послышался в голосе Ричарда виноватый оттенок, – нас вызвали к декану, мы были милостиво прощены и отделались предупреждением. Но я выступил с речью и заявил, что не вижу ничего аморального в посещении подобных скачек в качестве зрителя. Я, разумеется, возмущался, что в университете с нами обращаются как со школьниками и запрещают ходить на бега. И приправил свою речь этакими фразочками вроде «доверие рождает доверие» – эффект был блестящий!

Последовала недолгая пауза – очевидно, Джеральд Гринвуд набивал трубку. Вскоре из комнаты вылетел свежий дым, и отец откашлялся, прежде чем дать ответ.

– Университет не допускает никаких скачек на своей территории и специально назначает на эти даты важные лекции, заботясь о вашей же безопасности. Зрители таких бегов уже не раз оказывались под колесами или копытами. Буквоедство или излишняя опека здесь ни при чем.

Джеральд Гринвуд не признавал криков и нагоняев. Он был убежден: человеческий рассудок обладает тягой к здравому благоразумию. Спокойными, обстоятельными аргументами он добивался того, что человек сквозь землю был готов провалиться от стыда за свои ошибки, это Майя знала по своему опыту.

– Но, – поспешно продолжил Джеральд, опережая возражения Ричарда, – ты идешь на все, лишь бы поддерживать о себе репутацию отщепенца и заводилы, где только возможно. Позволь напомнить тебе про шумные гулянки и злобные карикатуры на воспитателей и тьюторов. Вызвать другого студента на дуэль в первом же триместре – уже немалая дерзость.

Тот случай стал студенческой легендой. Ричард Бертон едва поступил в университет, когда студент-старшекурсник посмеялся над его усами – Ричард носил их по итальянской моде: с тонкими, опущенными вниз длинными концами. Он вежливо поклонился, вручил свою визитную карточку и предложил насмешнику выбрать оружие. Дуэли были официально запрещены, и старший студент не принял вызова Ричарда. Тем не менее благодаря этой истории Ричард Бертон прославился с самого начала, устроив шумный скандал в столь почтенном университете.

– Кто вырос на континенте, как я, понимает тонкости рыцарского поведения, с которым здесь, очевидно, не знакомы, – горячо защищался Ричард.

Но Джеральд не проявил должной заинтересованности к теме.

– А что с твоими товарищами, которые тоже ездили на скачки?

– Исключение из колледжа до конца триместра. И все, – казалось, Ричард разочарован.

– Н-да, дорогой мой, – вздохнул Джеральд и сочувственно продолжил: – По-моему, ты слишком много на себя берешь. Могу тебя понять – мой отец тоже был не в восторге, когда я не поддержал семейной традиции и не стал врачом. Но и я не сразу осознал, что, несмотря на выдающиеся успехи в латыни и греческом, мой сын проявляет куда больший интерес ко всякой живой твари, чем к древним письменам. – Майя отчетливо услышала, как отец пососал трубку. – Значит, ты покидаешь сии священные залы, впав в немилость. Прискорбно. Весьма прискорбно. У меня было не много студентов, равных тебе по интеллекту и способностям. С другой стороны, такому вольнодумцу вряд ли здесь место… И какие же у тебя планы?

– Собираюсь отправиться в какую-нибудь колонию: Южную Австралию, Квинсленд, Новый Южный Уэльс или Канаду. Мне все равно, хоть в швейцарскую гвардию Неаполя, хоть даже в Иностранный легион – лишь бы подальше от этого холодного, промозглого островка и его узколобых обитателей! – в его словах послышалось столько гнева и отчаяния, что они глубоко отдались в душе Майи какой-то странной и незнакомой ей болью. – Но больше всего мне бы хотелось отправиться в Индию. Надеюсь, я смогу убедить отца купить мне свидетельство на звание офицера, пока не кончилась война в горах на северо-западе Индии. Возможно, мое наилучшее применение – стрелять по афганцам за шесть пенсов в день, – с горечью проговорил Ричард. – Мне не терпится преподать им серьезный урок – хотя бы за ту кровавую январскую резню солдат и жителей гарнизона Кабул! И на войне должно быть место чести.