Книга Закон вселенской подлости - Елена Логунова

Я вспомнила, что будет дальше, и зажмурилась. Потом устыдилась своего малодушия и открыла один глаз.

На экране жених определился с выбором и заторопился, простирая руки, к детке-конфетке. К сожалению, на пути пылкого влюбленного оказалась отверженная Юля. Вернее, Юлина нога. Весьма мясистая, скажем прямо, клюшка сорок нехилого размера, водруженная на колено второй такой же и игриво покачивающаяся.

Ослепленный глянцевой красой жених препятствия не заметил, споткнулся и пал. Сбитая с Юлиной ноги массивная туфля на платформе чудом разминулась с объективом опасно приблизившейся камеры, просвистела мимо уха оператора и попала в блондинку. В одно из многочисленных мягких мест попала, но крику-то было!

– Я не нарочно! – не в первый раз повторила моя подружка.

Со стороны было похоже, будто она коварно подкосила чужого кавалера подножкой.

– Я тебе верю, – сказала я, акцентировав первое местоимение.

А вот блондинка не поверила и розовыми ноготками растрепала Юлины парикмахерские кудри в мочалку. Прямо в эфире! Операторы разрывались, не зная, что им снимать.

– Давай уже выключим? – попросила я. – Такой позор, не понимаю, как ты это смотришь?

– Почему позор? – удивилась улыбающаяся Юля.

Жених чертовски забавно убегал с передовой и из кадра на четвереньках.

– Потому что нельзя быть такой идиоткой! – раздосадованно повторила я.

– Почему нельзя?

– Да потому!

Круг замкнулся.

Юля терпеливо ждала ответа, и я поняла, что мне все-таки придется сказать ей суровую и бескомпромиссную правду… И тем разрушить светлые девичьи мечты подружки, решительно настроенной обрести семейное счастье в сжатые сроки.

По Юлиной версии, двадцать пять лет – это критический возраст.

Девушка, не сходившая к алтарю до двадцати пяти, зря коптила небо четверть века и, едва задув свечки на дежурном торте, обязана сделать себе харакири пилочкой для ногтей. Потому что после двадцати пяти лет у такой девушки нет права использовать маникюрные принадлежности по прямому назначению, ибо она уродина непоправимая.

Это не я так думаю, это Юлин заскок. Мне-то всего двадцать два, так что я пока могу позволить себе более широкие взгляды на оригинальную женскую красоту и традиционные институты семьи и брака. А вот Юле двадцать четыре года и десять месяцев. И я уже попросила Гавриила Иосифовича без фанатизма точить кухонные ножи, а также потихоньку заменила металлические пилочки в наших с Юлей косметичках стеклянными.

– Так почему? – настойчиво повторила Юля.

От необходимости ответить меня спас Гавриил Иосифович.

– Полюшка, тебя к телефону! – позвал он из коридора.

– Полюшко, поле! Полюшко, широко поле! – тут же запела Юля, размеренно подпрыгивая коленками и натягивая воображаемые поводья. – Ехали по полю герои! Ай, да Красной Армии герои!

– На себя посмотри! – огрызнулась я, выходя из комнаты, и хлопнула дверью.

«Широко поле» – это точно не про меня! Я-то вешу всего пятьдесят кило!

Кстати, а вы знаете, что «Полюшко, поле» – это вовсе не народная песня? Музыку для нее сочинил композитор Книппер, а слова – поэт Гусев. Я не знаю, кто они такие. Просто так сообщаю, чтобы не обвинили в плагиате.

– Приятный мужской голос! – возбужденно нашептал Гавриил Иосифович, передавая мне трубку.

И не ушел далеко, остался болтаться в коридоре, как лодочка у причала.

– Спасибо, Гавросич!

Я фыркнула, но, конечно, заинтересовалась и специально пониженным грудным голосом мурлыкнула в трубку:

– Алло-уо?

– Павлова Павлина Павловна? – спросил мужской голос.

Ничуть не приятный.

Вообще дурак!

– Паулина! – сердито поправила я.

Спасибо вам, мамочка с папочкой, в стомиллионный раз!

В школе у меня были клички Паша-в-кубе и Павлин. К десятому классу это меня так достало, что я подстригла волосы перьями и выкрасила их зеленкой. Павлин так павлин! Как ни странно, после этого меня дразнить перестали. Тем не менее ФИО свое я предпочитаю лишний раз не озвучивать.

– Павлова Па-у-лина Павловна? – невозмутимо принял поправку относительно приятный мужской голос.

– Да. А вы кто?

– Федоров Федор Федорович.

– Тогда нам точно есть о чем поговорить, – хмыкнула я, стремительно добрея.

Уверена, что этого парня одноклассники звали Федя-в-кубе.

– Когда вам будет удобно?

А Федя-в-кубе напорист!

– Когда нам будет удобно что? – уточнила я.

– Встретиться и поговорить. Я могу подъехать, когда скажете.

– Правда?

Меня удивила эта настойчивость. Мужчины с приятными голосами меня не преследуют.

– Правда, правда, – Федор Федорович хмыкнул. – Я всегда говорю правду, одну правду и только правду. И вам советую.

– А откуда вы взялись, добрый советчик?

– Я из полиции.

– Ого!

– Кто, кто?! – выразительно артикулируя, беззвучно спросил любопытный Гавросич.

– Спортлото! – ехидно ответила я ему в рифму.

– А что случилось? – Из комнаты, ловко заплетая тугую косу, выглянула Юля.

– Наша Полюшка выиграла в лотерею! – охотно проинформировал ее Гавросич.

– Много? – заинтересовалась Юля.

– Сказала – «Ого!», значит, много, – рассудил Гавросич. – Миллион, наверное. Или даже два.

– Два! – подтвердила я, начиная злиться. – Два фантазера вы, старый и малый! Не мешайте, пожалуйста, у меня тут серьезный разговор!

– Нет, Паулина Павловна, серьезный разговор у нас с вами еще впереди, – возразил кубический Федор в трубке. – Завтра в девять утра вас устроит?

– В девять? – Я замялась, потому что планировала спать до полудня как минимум.

– Что? Девять миллионов?! – по-своему понял слегка глуховатый мечтатель Гавросич.

– Нет, по-моему, не миллионов, – потянула его в сторону Юля. – С таким лицом про миллионные выигрыши не говорят…

– С каким лицом?

Я повернулась, посмотрела на себя в зеркало, скривилась и отвернулась.

– С лицом морально и материально ответственным, – заверил меня невидимый Федор Федорович и явственно хихикнул.

– Кто звонил? – спросила Юля, когда я положила трубку.

– Федор Федорович Федоров из полиции, – ответила я задумчиво, машинально направляясь в кухню, откуда заманчиво потянуло жареной колбасой. – И вслух подумала: – Какие у полиции могут быть ко мне воп-росы?