Книга Июнь. 1941 год. Запрограммированное поражение - Борис Кавалерчик

Немцы не зря назначили вторжение на воскресенье, 22 июня. Это было сделано с расчетом застать наши войска врасплох именно в выходной день. Накануне, 21 июня, в соединениях вермахта на Восточном фронте был принят условный сигнал «Дортмунд». С этого момента германские войска приступили к открытому выполнению ранее отданных приказов по осуществлению операции «Барбаросса». Остановить запущенную военную машину Гитлера уже никто не мог. Танковые дивизии вермахта в ночь на воскресенье начали выдвижение к границе для занятия исходного положения для наступления. К удивлению гитлеровских генералов, все говорило о том, что русские не подозревают о готовящемся нападении. Начальник штаба 4-й немецкой полевой армии генерал Блюментрит позже вспоминал:

«Как мы предполагали, к вечеру 21 июня русские должны были понять, что происходит, но на другом берегу Буга, перед фронтом 4-й армии и 2-й танковой группы, то есть между Брестом и Ломжей, все было тихо. Пограничная охрана русских вела себя как обычно. Вскоре после полуночи международный поезд Москва-Берлин беспрепятственно проследовал через Брест ‹…›» [4].

Ему вторит Гудериан:

«Тщательное наблюдение 21 июня за русскими убеждало меня в том, что они ничего не подозревают о наших намерениях. Во дворе крепости Бреста, который просматривался с наших наблюдательных пунктов, под звуки оркестра производился развод караулов. Береговые укрепления вдоль Западного Буга не были заняты русскими войсками ‹…› Перспективы сохранения момента внезапности были настолько велики, что возник вопрос, стоит ли при таких обстоятельствах проводить артиллерийскую подготовку в течение часа, как это предусматривалось приказом. Только из осторожности, чтобы избежать излишних потерь в результате неожиданных действий русских в момент форсирования реки, я приказал провести артиллерийскую подготовку в течение установленного времени» [5].

В чем же дело, почему наши войска были застигнуты врасплох? Почему они оказались не готовы к отражению внезапного нападения немцев? Каким образом немцам удалось столь скрытно подготовить и осуществить столь масштабное внезапное вторжение на территорию Советского Союза? Чем занималась советская разведка? О чем думало командование приграничных округов? Неужели там не имели данных о подготовке немцев к нападению? Вопросы, вопросы, на которые до сих пор нет ясных и однозначных ответов. Попробуем вернуться несколько назад.

Обстановка в приграничных районах к середине июня стала особенно тревожной. Командному составу отменили отпуска. Местные жители, имевшие довольно прочные связи со своими родственниками по ту сторону недостаточно обустроенной советско-германской границы, прямо говорили, что скоро начнется война и сюда придет «герман». Они запасались продуктами и предметами первой необходимости, стараясь сбыть советские деньги. Чтобы не поднимать панику, командование запретило отправку в глубину страны семей командиров[3].

В субботний вечер 21 июня бойцы и командиры Красной Армии наконец-то получили возможность отдохнуть после напряженной работы в течение недели. Все надеялись, что хоть в это воскресенье не будет учебных тревог. Поражает поведение командного состава Западного особого военного округа. Там все вдруг стали завзятыми театралами. Создается впечатление, что старший командный состав округа получил указание всячески демонстрировать непоколебимое спокойствие, уверенность и миролюбие в духе сообщения ТАСС от 13 июня 1941 г. Например, многие командиры и политработники из числа командования 4-й армии решили воспользоваться приездом артистов московской эстрады в Брест и посетить театр. Отправились в Дом Красной Армии в Кобрине на представление артистов Белорусского театра оперетты и командующий армией генерал А.А. Коробков с начальником штаба полковником Сандаловым. В Минске, где располагался штаб военного округа, командующий войсками округа генерал-полковник Д.Г. Павлов и его заместитель генерал-лейтенант И.В. Болдин в этот вечер также отправились в Дом офицеров гарнизона на комедию «Свадьба в Малиновке».

По воспоминаниям И.В. Болдина, во время спектакля начальник разведотдела штаба округа полковник СВ. Блохин доложил Павлову о тревожной обстановке на границе, что немецкие войска якобы приведены в полную боевую готовность и даже начали обстрел отдельных участков наших рубежей. Тем не менее оба руководителя все-таки досмотрели комедию [6]. Чем это можно объяснить: завидным спокойствием или преступной беспечностью? Ведь в информации разведотдела штаба округа от 5 июня 1941 г. указывалось, что на границе Белоруссии «сконцентрировалось около 40 немецких дивизий, в том числе на брестском направлении 24 дивизии» [7]. Скорее всего, Павлов решил не покидать свою ложу, чтобы не вызвать беспокойства среди зрителей, большую часть которых составляли командиры и их семьи. Позднее уже арестованный генерал армии Д.Г. Павлов на закрытом судебном заседании Военной коллегии Верховного суда СССР 22 июля 1941 г. заявит:

«Я знал, что противник вот-вот выступит, но из Москвы меня уверили, что все в порядке, и мне было приказано быть спокойным и не паниковать. Фамилию, кто мне это говорил, назвать не могу» [8]. Но на этот раз следователи почему-то не стали добиваться фамилии того, на кого ссылался Павлов. Обычно этот человек (И. Сталин) в протоколах допросов многочисленных «предателей» и «врагов народа» проходил под названием — «инстанция».

Директиву наркома обороны о возможном внезапном нападении немцев в течение 22–23.6.41 г. в штабе округа получили в 1.45 22 июня. Сразу после расшифровки штаб округа с 2.25 начал передавать ее содержание армиям для немедленного исполнения. Однако примерно с 2 часов ночи (за два часа до вторжения) на территории Западного военного округа начался массовый выход из строя линий проводной связи. Это действовала вражеская агентура из местных противников советской власти и его диверсионные группы, заранее заброшенные в наш тыл. Они вывели из строя практически всю проводную связь армий с войсками и штабом округа. Например, штаб 4-й армии из-за потери связи директиву сразу принять не смог, а когда принял, то расшифровывать ее пришлось уже под бомбами противника. После восстановления связи с Минском в 3.30 командующий войсками округа по телеграфу (БОДО) открытым текстом сообщил ее командующему генералу А.А. Коробкову, что в эту ночь ожидается провокационный налет немецко-фашистских войск на нашу территорию. При этом категорически предупредил, что на провокацию наши войска не должны поддаваться. Павлов не разрешил командующему поднять одну дивизию по боевой тревоге, хотя тот имел на это право. На вопрос Коробкова, какие же мероприятия разрешается провести, Павлов ответил: «Все части армии привести в боевую готовность. Немедленно начинайте выдвигать 42-ю дивизию для занятия подготовленных позиций. Частями Брестского укрепрайона скрытно занимайте доты. Полки авиадивизии перебазируйте на полевые аэродромы» [9].

Последнее надо было сделать раньше. Предупреждение о возможности внезапного нападения немцев запоздало. Командиры соединений, подвергшихся обстрелу и бомбежке, самостоятельно стали поднимать части по боевой тревоге. При этом наибольшие потери понесли соединения, находившиеся в непосредственной близости от госграницы. С 4 часов утра штаб округа стал получать донесения из армий о бомбежке и артобстрелах. Из 3-й армии доложили, что немцы нарушили границу на участке от Сопоцкина до Августова, бомбят Гродно, штаб армии. Связь с частями по проводам нарушена, на протяжении пятидесяти километров повалены все телеграфные и телефонные столбы. Перешли на радио, но две из трех штабных радиостанций прекратили работу, возможно, были уничтожены.