Книга Роман Флобера - Владимир Казаков

– Марин, я в принципе совсем рядом, у Никитских ворот. Только у меня вид не очень потребный, как бы это сказать, чтоб никого не расстроить, ну типа говорящей половой тряпки, что ли, типа мокрый…

– Описался, что ли? – строго, по-училковски, спросила Марина.

– Ну, прям уж сразу описался, ты что?! – сделал попытку возмутиться я, хотя грамотно излагает! По теории, могло быть и такое. Знаем друг друга отлично. Считай, уже три года играем в «неверэндингстори», в бесконечную историю про неудавшуюся любовь.

– Просто, в конце концов, может взрослый человек в знойный полдень мирно полежать в фонтане?!

– Ничего из твоего бреда не поняла, короче, приводи себя в порядок и к пяти чтоб был!

Ну что, скоропостиженный Новый год в моем нынешнем состоянии – это очень даже неплохо. Даже хорошо.

Я опять бултыхнул водой, пытаясь найти удобную для лежания часть организма между подмышкой и ляжкой. Вдруг вспомнил, как когда-то праздновал Миллениум, Новый, 2000 год. По свидетельству окружающих, одновременно в трех разных местах. Причем все клялись и божились, что отмечали именно со мной. И у меня нет ни малейших оснований им не верить.

Короче, был такой ученый японец с, обхохочешься, фамилией Акутагава, который написал замечательный рассказец. Там по сюжету какую-то местную лярву прищучили. И куча свидетелей зуб дают, шапки об японский фатерлянд швыряют, мамой клянутся, что самолично, своими раскосыми глазами видели весь произошедший бардак. Но при этом несут абсолютно разные истории. У меня с тем Новым годом получилось то же самое. Единственное, я вроде никого не убил.

Сначала, где-то уже в середине января, тогдашняя моя любовь Лена Мясникова, эх, Лена, Лена, я бы сказал, патологически красивая женщина, где ты теперь, ау, рассказала мне примерно такую историю.

«Решила я справить Новый год с родителями. Семейный праздник. Опять же такая цифра – 2000, впечатляет! Время уже часов одиннадцать, наверное. С сестрой елку наряжаем. Вдруг звонок в дверь. Открываю – ты. Невменяемый. Бу-бу-бу, бу-бу-бу… Ну, что делать, пришлось тебя родителям представить, за стол усадить. Когда пробило двенадцать, ты встал и произнес тост, в котором клятвенно пообещал жениться на мне, на моей сестре и на маме. Причем одновременно. После чего начал дико хохотать, называя моего папу тестем, свекром и шурином. Дальше ты вышел в маленькую комнату и, сняв с подоконника кактус, лег с ним в обнимку на родительской кровати. Часам к четырем ты неожиданно исчез, причем в папиных ботинках».

Примерно в те же дурацкие январские деньки позвонил старый приятель Андрюха и рассказал еще одну кровавую историю:

«Поехали мы с друзьями на Новый год, как обычно, в дом отдыха. В Аксаково. Сидим, попиваем, болтаем с девками. Вдруг открывается дверь и охранники вносят твое бездыханное тело. А времени как раз без четверти двенадцать. Ты очнулся и начал из всех карманов доставать фляжки с дагестанским коньяком. Потом под твоим руководством содрали пломбы с пожарных брандспойтов и решили поливать танцующих на дискотеке. Мол – Бразилия, карнавал. Затем ты орал, что являешься почетным цирковым тюленем, и, надев лыжи, пытался прямо в холле жонглировать телефонными аппаратами, стоявшими на ресепшне! Потом кто-то вызвал ментовку, мы тебя отбили, запихнули в машину к какому-то мужику, который обещал подбросить тебя до Москвы».

Но и этими историями тогда все еще не закончилось! В начале февраля объявился мой бывший однокурсник. Петька. И ехидно так спрашивает, ну как там, мол, Дина поживает… Какая Дина?!! И он тут же поведал очередную сногсшибательную историю о том же самом Новом годе:

«Ты что, Меркулов, вообще ничего не помнишь?! Мы же на Новый год нашим курсом собирались. Инязовским. Ты был вполне даже ничего. Пьяный, конечно, но в костюме с галстуком. Тост произносил. О процветании пробкового дерева в провинции Алентежу на юге Португалии. Чтоб, мол, весь бывший советский народ мог от чистого сердца, одним движением пальца проталкивать пробки вовнутрь портвейной бутылки. Все, естественно, наклюкались, а ты прямо за столом начал раздевать Динку. Твою институтскую любовь. Причем так деловито и капитально, сдирая юбку и трусы. Она еще вопила, типа я замужем, у меня двое детей! На что ты меланхолично бормотал: «Расстреляем, усыновим», – и продолжал ковыряться в ее тряпках. Уже под утро ты ее подхватил и куда-то поволок. Больше мы тебя не видели!»

С чего им в голову пришли такие мои новогодние выкрутасы, совершенно непонятно. Я же не индуистский бог, омерзительно синюшного цвета, Шива! Это же он, где-то я читал, вышел на променаж на какую-то местную дискотеку, увидел триста прекрасных пастушек и захотел их немедленно трахнуть. Для этого он, обезумев от страсти, растрехсотился, одолел каждую индивидуально, после чего собрался в себя обратно. Трансформер, мол. Но я же не такой! Не мог же я разделиться почкованием и побывать в трех местах одновременно! Даже в четырех. На самом деле, в чем, честно говоря, уже откровенно сомневаюсь, я в тот Новый год вообще сидел дома с родителями!

«Да и вообще, нельзя верить в синего бога», – пришла мне в голову первая здравая мысль за все утро. Или уже день?!

Как Ихтиандр, выходящий из пучины вод, я выполз из фонтана и зашлепал в направлении Тверского бульвара. Шпионские следы на асфальте, чуть воспарив, мгновенно исчезали на солнце, оставляя лишь сухие комки бурой московской грязи.

Несколько скрюченная от жары бульварная лавочка, чуть охнув, приняла мое тело. Капающая с меня фонтанная вода шипела на асфальте. Говорят, настоящие древнекитайские поэты примерно в такое же пекло, у себя там, в тогдашнем чайна-тауне, окунали кисточки в воду и писали стихи на камнях. А потом друг перед другом выдрючивались, кто, мол, круче изобразил свою любовь к мимолетному.

Тьфу, что я сам перед собой то выдрючиваюсь! Ну, забита у меня черепная коробка всякой ерундой, неизвестно, где и как подцепленной. Стал я от этого умнее? Ни на гулькино ухо! Был бы умнее – не лежал бы как шланг в дурацком фонтане! Еще эта Голикова позвонила!

Что она вообще от меня хочет, эта Маринка?! Замужем. Работает на нормальной работе. Устраивает всякие презентации, выставки. Ну, позвонила, конечно, приятно. Любовь-то какая-никакая была! Наверное. Однажды, помнится, она мне несколько удивленно брякнула:

– А из тебя, Меркулов, оказывается, можно веревки вить!

На что я не менее горделиво ответил:

– Славная, да если мне сказать пару искренних слов, не говоря уж о сопутствующих действиях, из меня не то что веревки вить, из меня свитер вязать можно!

Чем она и успешно занимается последние годы. Вроде же и собственный муж имеется, а все равно. Периодические звонки… Типа что-то ты стал много пить! Или слышала, у тебя новая женщина появилась, о чем ты вообще думаешь?! И т. п. и т. д. Какое ее дело?! Я, получается, для нее, ну этот, чемодан без ручки, вот кто! Таскать тяжело, а бросить жалко! Все-таки она сука. Или стерва? От дуализма очевидных мыслей у меня опять загудела голова.

По бульвару с бесцельным выражением лица слонялись мамаши, волоча за собой орущих панамочных детей. Пенсионеры, соорудив на лысинах колдунские колпаки из газет, стоически играли в шахматы. Немного отступившее похмелье, ввиду отсутствия окружающей влаги (ах, как все же хорошо было в фонтане), опять задолбило в виски.