Книга Алое восстание - Пирс Браун

Я в шахте уже три года, а берут на работу с тринадцати. Готов и в постель и в артель, как говорит дядька Нэрол, – ну, не знаю, женился-то я всего полгода назад.

Охватываю щупальцами новую жилу, бережно размягчая и выскребая пустую породу вокруг, гляжу на дисплей, но в мыслях теперь одна только Эо. Иногда трудно представить ее себе иной, чем в детстве, – крошка Эо, окутанная облаком рыжих волос того же красноватого оттенка ржавчины, что и наш родной Марс. Как и я, шестнадцатилетняя, она тоже принадлежит к одному из шахтерских кланов алых, но кажется рожденной из воздуха, из того небесного эфира, на котором вытканы звездные узоры. Впрочем, не знаю, какие они, – ни один алый из шахтерских колоний ни разу не видел звезд.

Крошка Эо. Ее собирались выдать замуж в четырнадцать, как всех, но она предпочла дождаться меня и надеть на палец обручальную ленту в шестнадцать, когда наступает брачный возраст у мужчин. По ее словам, она с детства знала, что мы поженимся. Я не знал.

– Стой. Стой! – Голос дядьки Нэрола в наушниках прерывает мои мысли. – Дэрроу! Погоди, парень!

Мои пальцы замирают. Нэрол высоко наверху, с остальными, видит мое продвижение на дисплее своего шлема.

– Что там еще? – спрашиваю недовольно. Не люблю, когда отвлекают.

– Парнишке интересно, что там еще, – усмехается старик Барлоу.

– Газовый карман – вот что! – огрызается Нэрол. Он старшина нашей бригады из двух сотен человек. – Стой, говорят тебе! Вызовем группу сканирования, пускай проверят, пока ты не взорвал нас тут, на хрен.

– Что? – возмущаюсь я. – Газовый карман? Да это газовый прыщ, а не карман! Сам справлюсь.

– В шахте без году неделя, а уже выпендривается, засранец… – сухо продолжает Барлоу. – Вспомни слова наших золотых вождей: «Молодым следует слушаться старших. Без терпения нет доблести, без послушания – истинной человечности!»

Я закатываю глаза. Сперва научитесь делать то, что я, а потом толкуйте о послушании! У самих ни реакции, ни мозгов, и меня хотите видеть таким же, особенно дядька.

– Да что время тянуть, – возмущаюсь, – я только разошелся! Если думаете, что там карман, я сам сейчас туда метнусь и проверю все ручным сканером.

Старики вечно твердят об осторожности, как будто она им хоть раз помогла. Мы не получали лавров уже невесть сколько лет.

– Хочешь оставить Эо вдовой, сынок? – доносится сквозь помехи трескучий смешок Барлоу. – Ладно, не возражаю, она хорошенькая. Давай вскрывай карман. Так и быть, займусь вдовушкой. Я хоть и старый да толстый, а шурф-другой еще пробурю.

Его слова встречает дружный хохот двух сотен глоток наверху. Костяшки на моих пальцах белеют – так сильно я сжимаю кулаки.

– Слушай дядьку Нэрола, Дэрроу! Пусть карманом займутся сканировщики, – говорит Киран. Старше меня всего на три года и уже считает себя ветераном. А на самом деле только и умеет, что осторожничать. – Не гони, успеется.

– Успеется? Полсмены коту под хвост! – шиплю я в бешенстве. Кретины неповоротливые, никак не хотят понять, что лавры – вот они, рядом, достаточно руку протянуть. Не верят мне. – Трусишь, Нэрол?

В наушниках повисает тишина.

Назвать собеседника трусом – не самый лучший способ склонить его на свою сторону. Зря я это сказал.

– Да пускай его сам измерит! – встревает Лоран, сын Нэрола, мой двоюродный брат. – Не то лавры снова достанутся Гамме. Сто раз уже нас обходили.

Лавры! Одни на две дюжины кланов в шахтерской колонии Ликос, всего раз в квартал. Лавры – это жрачка от пуза, курева сколько хошь, импортные одеяла с Земли, казенное бухло с акцизной маркой Сообщества, а главное – почет! О победе мечтает каждый, но с незапамятных времен лавры загребает Гамма, а кланам пожиже, вроде нашего, остаются объедки, только чтоб ноги не протянуть. Эо говорит, что лавры – они как морковка, которой начальство трясет у нас перед носом – чтобы тянулись вперед, а достать не могли. Нас называют первопроходцами, но Эо говорит, мы рабы. Только я думаю, мы просто никогда не старались всерьез, боялись рискнуть – и все из-за этих стариков!

– Лоран, заткни пасть! – рычит дядька Нэрол. – Рванет карман, не видать нам этих чертовых лавров до второго пришествия.

Язык у него заплетается. Я почти ощущаю, как от него несет перегаром, несмотря на расстояние и шлем. Нэрол хочет вызвать специалистов, чтобы прикрыть свою задницу. Трус и алкаш, всегда таким был. Кого тут бояться? Наших золотых правителей или их серых подручных? Кто узнает? Да никто. Кому это вообще интересно? Да никому. Единственного, кого волновали дела моего дядьки, он сам держал за ноги во время казни.

Нэрол – слабак, бледная тень моего отца. Жалкий пропойца и дристун, он даже моргает словно бы украдкой, а потом поднимает веки медленно и осторожно, как будто опасается глядеть на мир. Ему нельзя доверять ни в нашей работе, ни в чем бы то ни было. Мать все твердит, чтобы я его слушался и вообще уважал старших. Пускай я уже семейный и стал проходчиком своего клана, но, как она говорит, «пузыри на коже еще не стали мозолями». Что поделаешь, слушаюсь… Но как же это бесит – хуже, чем едкий пот, который не смахнешь с лица!

– Ладно, – угрюмо бормочу я, сжимая кулаки и останавливая щупальца агрегата, пока дядька вызывает начальство из своей уютной кабинки в устье штольни.

Теперь остается только сидеть и ждать… От скуки начинаю считать в уме. До конца смены восемь часов, и чтобы обойти Гамму, мне надо выдавать 156,5 килограмма в час. У сканировщиков на все про все уйдет как минимум часа два с половиной, и выработку в оставшееся время придется поднять до 227 килограммов. Немыслимо. Зато если спуститься самому… тогда лавры точно будут наши!

Интересно, сами-то Нэрол с Барлоу прикинули цифры? Небось в курсе, просто рисковать не хотят, надеются на везение. Вот почему лавры у Гаммы и всегда у нее будут, а наша Лямбда вечно ошивается в середнячках, едва наскребаем на базовый минимум. Ни то ни се, зато осторожности полные штаны. Каждому свое, сложившийся порядок расшатывать опасно – мой отец уже убедился в этом, танцуя в петле.

Ради чего вообще стоит рисковать жизнью? Трогаю обручальную ленту из волос и шелка, висящую на шее, и думаю о торчащих ребрах Эо.

К концу месяца они станут еще заметнее, и моя жена снова пойдет побираться по богатым семьям Гаммы, а я буду делать вид, что ничего не знаю. Никогда не наедаюсь досыта, хотя ем много – мне шестнадцать, я еще расту, – а Эо вечно прикидывается, что не хочет. Есть женщины, которые за жратву и цацки продаются крабам – это прозвище серой охраны из гарнизона шахты, – но моя жена не такая. Она не отдаст свое тело, даже чтобы накормить меня… или отдаст? Я бы лично пошел на все, чтобы накормить ее…

Вытянув шею, заглядываю через борт кресла в глубину штольни. Падать придется долго, дно пышет жаром буровых коронок и расплавленной породы. Мысли скачут и путаются в голове, но пальцы, словно сами по себе, уже отстегивают ремни, и я прыгаю со сканером в руке в стометровую пропасть, где поблескивают замершие щупальца агрегата. Чтобы замедлить падение, поочередно отталкиваюсь ногами от стены и вибрирующего корпуса машины, опасливо оглядываясь, нет ли поблизости гадючьего гнезда. Наконец выбрасываю руку и хватаюсь за торчащую скобу прямо над раскаленным докрасна металлом. Воздух вокруг дрожит и мерцает. Жар обжигает лицо под щитком, бьет по глазам, отдаваясь болью во всем теле. Малейшая неосторожность, и от меня не останется даже костей. Только осторожность мне ни к чему, я ловкий.