Книга По законам гламура - Марина Серова

— Я его председатель, — пояснил Дубов.

— Как я понимаю, добровольно-принудительно, — кивнула я.

— Да, губернатор нас об этом очень настойчиво попросил, а ему не откажешь, — подтвердил Щукин.

— И на призовой фонд мы скинулись, — добавил Сергеев.

— И каков же он? — с интересом спросила я.

— Пятьсот тысяч рублей, — хмуро сказал Дубов. — Словно у нас денег куры не клюют и больше их тратить не на что.

— Плохой мир всегда лучше доброй ссоры, — невесело заметил Тумасян. — А уж с губернатором тем более!

— Ладно! Не обеднеем, — подвел черту под этим разговором Щукин и стал рассказывать дальше: — Пока местные смотры проводились по районам, нас это мало касалось. А вот когда были отобраны десять лучших участников, которые приехали сюда, пришла наша очередь. Причем не только наша, но и Гаврилова — это магазины одежды и обуви, — пояснил он. — А еще Краснова, владельца салона красоты «Венера». Но их, счастливчиков, эти неприятности не касаются, так что они к вам не пришли.

— Итак, — потеряв терпение, сказала я, потому что уже кое-что поняла. — Вы все вложили в этот конкурс деньги, разместили свою рекламу и начали поставлять для конкурсантов продукты, из-за которых и начались все неприятности. Так? Потому-то здесь и нет Гаврилова с Красновым, что они к продуктам питания никаким образом не относятся. Или я не права?

— К сожалению, правы, — невесело согласился Дубов и повернулся к остальным: — Дайте уж мне рассказать все от начала до конца!

— Да говори! Кто тебе мешает, — отмахнулся Шишкин.

— Вы все верно сказали, — начал Дубов. — Эти десять человек, пять парней и пять девушек, приехали в Тарасов, разместились в «Туристе» и начали репетировать. Сам смотр происходит в оперном театре.

— Надеюсь, что хоть его администрации расходы как-то возместили, — сказала я. — А то этот очаг культуры скоро окончательно потухнет.

— Не в курсе, — ответил Дубов и собрался продолжать, но тут его перебил Леонид Светлов:

— Простите, господа, но, наверное, сейчас лучше мне все рассказать, потому что в этой стороне дела я разбираюсь лучше вас.

— Не возражаем, — дружно ответили все, и Светлов начал рассказывать:

— Репетиции, как уже сказал господин Дубов, действительно проходят в конференц-зале гостиницы под руководством преподавателей консерватории и хореографического училища.

— От их воя и топота у меня скоро последние гости разбегутся, — зло бросил Тумасян.

— Потерпи, — сочувственно сказал Щукин. — Уже недолго осталось!

— Если так и дальше пойдет, — хмуро встрял Сергеев, — то действительно ждать недолго.

Светлов с обреченным видом вздохнул и возвел очи горе, а когда перепалка закончилась, сказал:

— Правда, вот подготовка самих преподавателей… — и покачал головой с кислым выражением лица.

— Наша консерватория одна из старейших в России, — гневно заметил на это Самсонов.

— Пардон! — иронично сказал Светлов и коротко поклонился в его сторону. — Не учел провинциальный патриотизм! Больше не повторится! — и продолжил: — Туры проводятся в театре и, как ни странно, собирают довольно много зрителей. Или с развлечениями в Тарасове не густо, или молодежь сгоняют туда, как вы изволили выразиться, — он чуть поклонился в мою сторону, — добровольно-принудительно. Но дело не в этом, — торопливо сказал он, предваряя очередной взрыв гнева со стороны собравшихся. — Каждому зрителю при входе выдается листок бумаги с напечатанными на нем фамилиями участников, чтобы люди могли отметить того конкурсанта, которому они отдают свой голос, а потом бросить этот листок в расставленные в фойе урны. Вероятно, те, что используются на выборах. Примитив, конечно, — вздохнул он, — но… Что делать?!

— А кто считает голоса? — спросила я.

— Жюри, — ответил он.

— Я могу узнать его состав? — поинтересовалась я.

— С нашей стороны Роман Либерман, ректор консерватории, и Елкин с Толстовым, — назвал Самсонов имена местных композитора и поэта. — Там в одном из туров их песни пели, так они чуть от гордости не лопнули! Сидели с таким важным видом! Как у какающего кота!

С трудом сдержав улыбку, я спросила:

— А еще кто?

— Из Москвы приехала Тамара Переплюева, — начал было Светлов.

Я переспросила:

— Кто-кто?

— Ну, Сереброва, — пояснил он. — Русские песни и романсы. Сереброва ее псевдоним. В шоу-бизнесе это обычное дело!

— А-а-а! Слышала о такой, — сказала я, вспомнив эту уже немолодую певицу с действительно сильным и красивым голосом. — Тогда надо понимать, что и Леонид Светлов — это не настоящее ваше имя?

— Творческий псевдоним, — отмахнулся он.

— А как настоящее? — старательно скрывая усмешку, спросила я.

— А зачем это вам? — удивился он.

— Из простого обывательского любопытства, — объяснила я. — Впрочем, можете не отвечать. Я ведь, если захочу, его все равно узнаю — в гостинице же вы по паспорту регистрировались, а не по визитке.

— Да бога ради, Лазарь Лихт, — сказал он и внимательно посмотрел на меня большими карими глазами. — Для вас это что-то меняет?

— Извините! — смутилась я.

— Видите ли, Татьяна Александровна, я начинал свою работу тогда, когда пятую графу еще не отменили, и просто перевел свое имя на русский язык, — объяснил он.

— Извините! — еще раз сказала я и спросила, возвращаясь к теме нашей беседы: — Ну, а кто еще в жюри?

— Глаха! — поморщившись, ответил Светлов.

— Какая Глаха? — обомлела я. — Та самая?

— Та самая! — кивнул он.

— Да ее же фанаты стадионы в клочья разносят! — воскликнула я. — Молодежь же от нее с ума сходит! Какому же гению в голову пришло ее сюда пригласить?

— Да уж! Наташка, она такая! Наталья Федорова она по паспорту, — рассмеялся Светлов и объяснил: — Мне Сережка, ее продюсер, позвонил. Как узнал, что меня сюда для организации этого конкурса пригласили, тут же попросил включить ее в жюри. Она ведь только что из больницы — опять от своей наркозависимости лечилась. Вот Сережка и подумал, что ей, чтобы окончательно в себя прийти, нужно подальше от Москвы держаться. Да у нее в охране аж три человека! Проследят, чтобы она опять не сорвалась!

— А у меня от этой Глахи сплошная головная боль! — окрысился Тумасян.

— Скандалы закатывает? — сочувственно спросила я. — Она же славится тем, что, чуть чего не по ее хотению, не по ее велению, так тут же начинает ругаться, как извозчик, посуду бить, а то и в драку лезет.

— Да нет! — отмахнулся он. — Она-то тихо себя ведет, из номера даже в ресторан не выходит — там ест, на репетициях не бывает, а в театр ее машина возит.