Книга Гонка по кругу - Евгений Шкиль

– Интересно, а ты повторишь это перед штурмбаннфюрером Брутом?

– Это ты чё, – Генрих перестал улыбаться, – стучать вздумал?

– Нет, я просто задал вопрос.

– Ты это брось, – прорычал толстяк, – ты кто вообще… этот, как его… анвезер…

– Анвертер, – поправил собеседника Ваня, продолжая вглядываться в туннельную черноту.

– Ну да, – согласился Генрих, – ты даже не рядовой, а кандидат в рядовые. Кто тебе поверит? Ты никто и ничто! Помет крысиный, вот кто ты! Полгода в Рейхе – и мнит себя неизвестно кем. Мне вот штурмманна недавно дали. И ты по сравнению со мной – вошь лобковая! Понял, вот?!

В такие моменты Ваня забывал даже про лютую стужу, ему хотелось лишь одного: повторить свою ошибку шестимесячной давности, только всадить не пулю, а целый магазин в ненавистную тушу. Когда же закончатся патроны, со всей дури пнуть в бочину сдохнувшего ублюдка… ну и прикладом пару раз для профилактики…

– Чё молчишь-то? Язык к зубам примерз?

– Сказать нечего, – честно ответил Ваня, с горечью подумав, что расстрелять Генриха можно в любой момент. Но только что после этого делать? Бежать обратно на Баррикадную?

– Вот и молчи! – назидательно произнес толстяк. – И это самое, ты на Хельгу сильно-то не заглядывайся! Она для стальных парней создана, а не для баррикадников…

Ваня ничего не сказал, а лишь тяжело вздохнул. Боже мой, какой же этот Генрих тупой! Ведь клоун, самый натуральный клоун! Развел здесь ясли для слабоумных. И главное, он даже не понимает, насколько туп и смешон.

Хотя, если честно, боров прав: Оля, ну или Хельга по-ихнему, по-арийски, была очень даже симпатичной девушкой, которая просто не могла оставить равнодушным молодого неженатого парня. Улыбнувшись тьме, Ваня попытался представить стройную фигуру красавицы, но что-то ему помешало. И это что-то было еле слышное шарканье в глубине туннеля.

– И еще, Брехер, знаешь чё, ты это самое… – договорить толстяк не успел, поскольку Ваня приложил к его губам два пальца и прошептал:

– Тихо! Кто-то идет! Буди унтера!

– Да кто тут идти может?! – Генрих возмущенно оттолкнул руку напарника. – Крысы это или еще какая шелупонь мелкая! В ближайшую неделю здесь вообще никто ходить не будет! Игры же…

– Замолчи! – рявкнул Ваня, передергивая затвор автомата, но толстяк сделал шаг вперед, приложил ладони к пухлым губам и прокричал:

– Эй, баррикадники! Это вы там ходите?! Выходи по одному, если не ссыте! Я буду вас в отбивную превращать!

Туннель ответил неразборчивым эхом, а пару секунд спустя из тьмы послышался насмешливый голос:

– Ты сам как отбивная.

Издав нечленораздельный звук, Генрих затрясся. Вскинув автомат и напряженно вглядываясь в холодную мглу, Ваня отступил за спину толстяка. В случае перестрелки послужит защитой от первой очереди. Хоть какая-то польза будет от жирного придурка.

– Стой! Кто идет! Стрелять буду! – выпалил скороговоркой Ваня.

– Не стреляйте!.. и не бойтесь! – туннельная бездна разразилась смехом. – Свои! Это я, Фольгер! Феликс Фольгер. Помните еще такого?

Ваня не знал, кто такой Феликс Фольгер, и потому автомат не опустил, но, прерывисто дыша, продолжал целиться в черноту. Зато Генрих среагировал на имя практически мгновенно. Он неуклюже повернулся к напарнику. Лицо толстяка сияло благоговением, а в слезившихся глазах будто читалось: «Пронесло, слава богу, пронесло… не мутанты… и не баррикадники…»

– Это же герр Фольгер, сам герр Фольгер… – пролепетал Генрих, – он же самый…

Толстяк так и не смог закончить предложение, поскольку его ослепила яркая вспышка: на блокпосту зажегся прожектор. Туннельная бездна отпрянула вглубь перегона, и Ваня, стоявший спиной к свету, увидел высокого мужчину, закрывшего лицо локтем. Мужчина был светловолос, одет в выцветшую лётную куртку, утепленные штаны и берцы с невероятно толстой подошвой.

«Странно, – подумал Ваня, поправляя шапку, – в такой холод – без головного убора… и без бронежилета… и не вооружен…»

Однако, приглядевшись, парень заметил кобуру со «стечкиным».

– Стой, кто идет, стрелять буду… – послышалось сзади сипение начальника караула.

– Mein Gott! – выкрикнул человек, назвавшийся Феликсом Фольгером. – Выруби ты этот фонарь! Или вверх направь! Вы тут что, совсем охренели!? Никакой дисциплины! Тоже мне дас фирте райх!

Начальник караула сделал так, как ему велели: уменьшив мощность, направил прожектор вверх, а затем выскочил навстречу гостю. Убрав руку от лица, Фольгер усмехнулся и зашагал к костерку.

– Представьтесь! – обратился он к начальнику караула.

– Унтерштурмфюрер Базиль Цвёльф!

– А! – Феликс щелкнул пальцами. – Я помню тебя. Ты, кажется, Вася с такой интересной фамилией… да, точно, Вася Двунадесятый. Изнасиловал малолетку в Полисе и бежал в Рейх. Так ты теперь унтер? Я думал, тебя давно повесили, а тебя, оказывается, повысили.

– Но… герр Фольгер, – начальник караула замялся, – за что меня… вешать?

– За то место, которым ты нагрешил, но… – Феликс сделал небольшую паузу, похлопал по плечу унтерштурмфюрера, а затем продолжил: – так как ты у нас теперь чистокровный ариец, то, соблюдая принципы гуманности, за шею.

Ваня с удивлением заметил, что начальник караула начал краснеть.

– Зачем вы так со мной, герр Фольгер?

– А по-твоему, спать на посту – это нормально? – Феликс развел руками. – Я не понимаю: как можно спать при такой температуре? Как вы только насмерть не замерзаете?

Унтерштурмфюрер попытался оправдаться:

– Я не спал, я…

– Не ври мне, Вася, – в голосе Феликса прорезались насмешливые нотки, – ты на свою рожу помятую глянь, на глаза свои опухшие, голос свой осипший послушай! Не спал он… да и перегаром от тебя попахивает…

Начальник караула хотел что-то сказать, но Фольгер от него отвернулся, тем самым дав понять, что разговор окончен. Теперь он сканировал ледяным взглядом Генриха.

– Штурмманн Генрих Вильд! – восторженно отрапортовал толстяк.

– То есть, ты ефрейтор, – сказал Фольгер и, легонько пнув кулаком Генриха в бок, перешел на немецкий: – Mein Gott, was fьr ein Naturspiel! Dein Aussehen erinnert mich an ein fettes Schwein. Wer sind deine Eltern? Mutanten?[1]

Услышав речь на языке величайшего из вождей избранной расы, Генрих вытянулся, стал как будто стройнее и упоенно заговорил:

– Яволь! Яволь, герр Фольгер! Яволь! Яволь…

Ваня невольно улыбнулся. Он не мог похвастаться хорошим знанием немецкого языка, хоть и занимался в свободное время со словарем и самоучителем, но ясно понимал, что тупоумного Генриха сравнивают с жирной свиньей, а его родителей – с мутантами. А безмозглый толстяк радостно кудахчет, как будто его удостоили благодарности перед строем. Идиот он и есть идиот.