Книга Кот Ланселот и золотой город. Старая английская история - Марина Аромштам

– Не больно-то и догонишь. Но он это… умер сам. Как раз по дороге в Лондон. Его шайка наткнулась на чумную деревню. Здесь он чуму пережил, а там взял да и помер. А вообще-то все Виттингтоны померли. Только двое осталось – вот эта малютка Мэйбл и братец ее.

– И они не платят налоги.

– Пока не платят, сэр Гриндли. Что с них возьмешь? Малолетки. Мальчишке только тринадцать.

– Знаю я этих вилланов. Небось, ему тринадцать последние десять лет.

– Так что ж тут поделать? – Томми-Шныряло сокрушенно развел руками. – Как записали его переписчики, так оно, значит, и есть.

– И что этот мальчишка? Такой же наглец, как отец? Есть за что его выпороть?

– Ну, я не знаю, сэр. Отец Уильям его привечает. Говорит, он какой-то такой. Ну, не знаю, как вам сказать… В общем, он его привечает. Учит там, то да се.

– И что же, пороть его не за что? Он небось хворост ворует!

– Не знаю. Не видел, сэр. Виттингтоны – они такие… Помрут – воровать не станут. Их отец-то что говорил? Я, говорил, почему иду к Тайлеру? Потому что он не ворует. Он, даже если и подожжет замок какого-нибудь благородного сэра, ни пенни оттуда не вынесет. Мол, это барону месть, а мне чужое не нужно. Мне нужна справедливость.

– Ну и глупец ты, Томми. И он мне будет рассказывать! Не бывает вилланов, которые не воруют. Лучше признайся: мальчишка резвый, бегает быстро, и ты, старая псина, не можешь его поймать.

Охотники загоготали. И сэр Гриндли подбавил жару:

– Знаешь, давай-ка так: поймаешь мальчишку в лесу, когда он ворует хворост, – получишь двойную награду. А я его выпорю. Сначала – за хворост, а потом – за отца и за Тайлера. Это ж дурная порода! Надо ее на корню давить. А то, глядишь, – и захочет в Лондон. Понял меня, Шныряло? А если вдруг не поймаешь – гнать тебя из лесничих, вот что!

У сэра Гриндли было отличное настроение.

Все снова загоготали.

– Ладно, хрен с ним, с этим вилланом. А девчонка-то какова! С виду нежная, что твой кролик.

– Это невеста Херинга, здешнего кузнеца. Через пару недель будет свадьба.

– Херинг? Знаю такого. А кузнец не дурак.

Не доезжая до замка, сэр Гриндли свернул в придорожную кузницу.

– Эй, Херинг, давай-ка подкуй… Я тут знаешь кого приметил? Такую девчонку, Мэйбл. Выглядит аппетитно. Ты, говорят, скоро будешь ее валять. Я одобряю! Но ты ведь не будешь против, если я откушу кусочек? А тебе достанется все остальное. А? – Пингль захохотал. – Что нахмурился, Херинг? Я в своем праве, помни. Первая ночь – моя. А потом поступай как хочешь.

* * *

– Эй, Дик, давай пошевеливайся! Скоро придут за мукой. – Мельник вошел, когда Дик засыпал смолотую муку в мешки. – Я для чего тебя нанял? Чтоб ты стоял и чесался? Я тебе не отец Уильям. Мне нужно, чтоб ты шевелился.

Считалось, что отец Уильям благоволит к Виттингтону.

Однажды, когда Дик был еще совсем маленьким, они с Мэйбл отправились в замок. В замке Дику понравилось. Там был небольшой храм. Но Дику он показался просто огромным. Особенно поразили его храмовые колокола.

– Мэйбл, Мэйбл! Ты слышишь? Колокола!

– Дик, ну конечно, слышу. Сегодня в Англии праздник.

– Нет, Мэйбл, я не про то. Ты слышишь, они говорят?

Мэйбл не поняла:

– Что говорят?

– Слова:

Дили-дон! Дили-дон!

По всей Англии трезвон.

Дили-дили, дили-дили,

Утром короля женили.

Спустя какое-то время Мэйбл и Дик пришли в соседнюю деревушку. Деревушка была чуть побольше той, где Мэйбл и Дик родились. После чумы там воздвигли часовенку – в благодарность Господу за то, что в конце концов избавил народ от напасти, что кто-то остался жив. На часовне тоже был колокол. Совсем маленький, но и он Дику очень понравился. И в его звоне Дик тут же расслышал слова:

– Дили-дини! Дили-дини!

День святой Марии ныне.

Мэйбл почти испугалась и сказала Дику: «Пойдем, тебе нужно к отцу Уильяму».

– Святой отец, он слышит колокола.

– Все слышат колокола. Благодари Божью Матерь, что твой брат не глухой.

– Да, святой отец. То есть нет. Дик слышит совсем не так. Он слышит слова. Будто колокол говорит. Будто он… – Мэйбл запнулась, – …человек.

Отец Уильям слегка нахмурился:

– Что ты городишь, Мэйбл? А ну-ка, Дик, расскажи, что говорил тебе колокол?

Дик совсем не смутился. Ему нравилось повторять колокольную речь:

– Дили-дини! Дили-дини!

День святой Марии ныне.

Дили-дили, дили-дон —

Богородице поклон!

Отец Уильям взглянул на Дика внимательней: что это может значить? Нет ли здесь происков дьявола? Или это дар Божий? И вот он раздумывал, выбирая между Богом и дьяволом, и разговаривал с Мэйбл:

– Это сын Виттингтона? Который хотел уйти в Лондон?

Мэйбл кивнула.

– Но по дороге умер?

Мэйбл снова кивнула:

– Да, святой отец. От чумы. Все Виттингтоны умерли от чумы.

– А этот твой братец не умер? Странно: все умерли, а он выжил. Он что, в рубашке родился?

Про рубашку Мэйбл не знала. Но она сказала:

– Я тоже.

– Что «ты тоже»?

– Я тоже не умерла. Я и Дик – мы вдвоем остались.

– А-а-а… – то, что Мэйбл тоже не умерла, показалось отцу Уильяму не особенно важным.

Мэйбл забеспокоилась:

– Поверьте, святой отец, Дик – очень хороший мальчик. Он молится каждый день. Мы с ним вместе молимся Господу… Отец Уильям, это ведь ничего, что Дик слышит колокола?

– А ну, повтори, что ты слышал!

– Дили-дили, дили-дон —

Богородице поклон!

Отец Уильям подумал, что слова звучат неплохо. Очень даже неплохо. И, скорее всего, это не происки дьявола. Да, скорее всего. Вот ведь Господь уберег мальчика от чумы. Все умерли, а он выжил. (Ну, и малютка Мэйбл.) Бог оставил его сиротой, но зато наградил умением понимать колокольный звон. Отметил мальчика даром. Это знак для отца Уильяма: может, надо чему-нибудь научить сироту. Чему-нибудь богоугодному.

И отец Уильям стал часто звать Дика к себе. А по праздникам Дику позволялось прислуживать в этой самой часовенке с колоколом. И еще отец Уильям научил Дика буквам – так что он умел разбирать разные надписи.

* * *

– Я тебе не отец Уильям. Это при нем работа – таращиться на облака. Может, Бога увидишь, а может, ворону. А у меня – мешки. Давай-ка, тащи в амбар.