Книга Когда я стану кошкой. Ева вне рая и ада - Фанни Жоли

9 АПРЕЛЯ, ВОСКРЕСЕНЬЕ

Кто засунул две прищепки для белья мне в голову? Я чувствую их. Они там, за глазными яблоками. Когда я смотрю в потолок, боль делается еще сильнее. А ведь если подумать, то протащить в череп прищепки для белья не так-то и просто. Как это делается? Через уши? Через нос?

— Да хватит цирк устраивать! — вопит Болтун.

Это тот самый голосок, который иногда прорывается сквозь мои барабанные перепонки то с правой, то с левой стороны. Между прочим, боль с такой силой сверлит виски, что я думаю, уж не натянул ли Болтун себе ночью гамак меж двух прищепок? Этот подлец вполне способен на нечто подобное…

— Болтун, что ты так орешь? Ты думаешь, я оглохла?

— Я не ору, просто у тебя похмелье! Еще бы ему не быть, вспомни, сколько ты вчера выхлебала? А историю про прищепки выкинь из головы. Смотри на вещи трезво, и тебе станет легче!

— Извини, ты что, забыл про общий настрой на свадьбе Эдит Поншон? Скажи на милость, что еще мне было там делать, кроме как пить? И мама все повторяла словно заведенная, что Эдит ужасно похорошела! Ужасно, это ужасно! Обвинение! Приговор!

— Ну — у-у… Это не алиби, не мама ведь твоя бокал за бокалом в себя заливала. Когда она тебя в такси заталкивала, глаза у нее, кстати, были как у питона.

— К счастью, этого я уже не видела. А вот Этьена, старшего брата Эдит, я рассмотрела как следует. Это ведь моя первая любовь! Он мне в свое время казался таким романтичным, когда пел ирландские баллады, пощипывая струны купленной по случаю гитары… Теперь у него седые виски, четверо детей и жена, похожая на драгуна. Поверишь ли, Этьен — учитель физики и химии! Когда он наконец подошел со мной поздороваться… Неужели так долго не мог узнать меня, или я тоже настолько сильно изменилась? Так вот, когда он подошел, я выпила уже, наверное, литра два. Он быстро откланялся. Наверное, подумал, что был совершенно прав, когда не искал со мной встречи после нашего переезда… А Иза, Изу ты узнал? Маленькая она была такая забавная со своим вздернутым носиком и нелепыми идеями. Теперь — прямо гранд-дама. Вся картонная какая-то. Муж — чиновник. Даже нос у нее расплющился. Рассказала мне о своей жизни. После первых трех фраз я готова была лезть на стену. Неужели этого недостаточно, чтобы порядочно надраться?

— Надо бы тебе поспать.

— Я попытаюсь. А ты со мной больше не разговаривай, ладно?

— Заметано!

10 АПРЕЛЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК

С тех пор как Мари-Анник из приемной узнала, что брачные узы внезапно упали с плеч нашего шефа, она места себе не находит. Натали из производственного отдела думает, что тут нет никакой связи, но я уверена, что есть. Мари-Анник без памяти влюблена в Машара! Для меня это очевидно. Она уже видит себя госпожой Машар, занявшей ничейную подушку. Она сменила стиль. Сегодня надела темно-красные босоножки, браслет со стразами на щиколотку поверх черных чулок в сеточку и сделала пышную прическу, требовавшую, по моему не очень компетентному, но все же мнению, многочасовой подготовки. Все время говорит со мной о Машаре, называя его Патриком.

— Тебе не кажется, что Патрик слишком много курит? Ты не находишь, что Патрик поправился? Как на твой взгляд, у Патрика волосы не длинноваты?

11 АПРЕЛЯ, ВТОРНИК

Сегодня утром наша консьержка мадам Дюму спросила, не нужна мне домработница:

— У меня есть свободное время, моя клиентка из тридцать четвертой квартиры умерла, вы можете этим воспользоваться. Удобный случай!

Расхваливая свою кандидатуру, она одним глазом внимательно разглядывала мою квартиру, а другим — мою мятую блузку. Какой же вывод я должна сделать? Она принимает меня за богачку? За дуру? В какой-то степени и за то, и за другое? Я пробормотала, что это так мило с ее стороны:

— Спасибо, спасибо, нет, но огромное спасибо, сейчас у меня столько работы, что не остается времени на уборку, но скоро все наладится.

Черт знает что! Остаток дня я без конца одергивала на себе блузку. Когда я перестану расстраиваться из-за того, что думают обо мне другие?

12 АПРЕЛЯ, СРЕДА

Хватит промедлений (обожаю это слово, с тех пор, как я его открыла, все время его употребляю). Я решила стопудово: сегодня-обязательно-не-откладывая-ни-на-день-нет-нет-и-нет, — зайти вручить подарок моей крестнице. Среда — день детей. Позвонила в дверь Селесты ровно в полседьмого, по пути с работы. Меня встретил одинокий Эдуар в кухонном фартуке. Мартен и Жюльетта были в ванной, на плите варились макароны. Мы с Эдуаром никогда не знаем, о чем разговаривать. Он слишком хорошо воспитан для того, чтобы показать, что ему со мной скучно. Я слишком застенчива для того, чтобы спросить, как ему удается быть одновременно таким занудой и таким безупречным семьянином… Мне кажется, он боится моего дурного влияния на его чудесную женушку. Успокойся, дурачок, если бы это было возможно, это произошло бы еще в начальной школе. Эдуар изобразил крайнюю радость, когда я протянула ему пакет с подарками.

— Как это мило с твоей стороны, Ева. Может быть, сама подаришь Жюльетте?

Почему бы не в присутствии судебного исполнителя? Надо было отказаться. Я согласилась. Идея была неудачная. Все закончилось драмой со слезами. Малышка как ураган набросилась на сокровища. И в мгновение ока разбила в ванне флакон с лаком для ногтей. Заревновавший Мартен растерзал пакетики с конфетами. Караул! Отец вмешался, стиснув зубы и продолжая улыбаться. Моя лучшая подруга вышла замуж за инопланетянина!

13 АПРЕЛЯ, ЧЕТВЕРГ

Я была полна энтузиазма. В майке и трусах я занималась перед телевизором шведской спортивной гимнастикой, решив держаться до конца, какой бы боли и сколько пота мне бы это ни стоило, когда в дверь позвонили. Десять часов вечера… Кому-какого-черта-от-меня-нужно-в-это-время? Это была Глория! В истерике. И в поисках моего папеньки. Уверенная в том, что он здесь с дьевкой! А я-то где в таком случае? Это ее волнует меньше всего на свете.

— Он мьенья обманывает! Я увьерьена, что он мьенья кормьит басньямьи!

Ох, папа, папа! Глории — тридцать шесть, ему — шестьдесят шесть, и ему удается заставить ее ревновать! Неужели до могилы будет донжуана из себя строить?

— Ты на мобильный ему звонила?

— Чито за вопрос! Он нье отвечает, каньечно!

Пока она сама себя все больше так накручивала, в ее сумке «Дольче энд Габбана» зазвонил «нокиа». Папа просто вышел за сигарами. Глория, дорогая, зачем же с ума-то сходить! Она убежала. Нье извьиньившизь! Как отец может жить рядом с такой фурией? В каком-то смысле она оказывает мне услугу. В упражнениях из серии «скиньте своего отца с пьедестала» ей равных нет… Но в том, что касается физкультуры, она, напротив, подложила мне свинью: когда я хотела продолжить зарядку, передача уже закончилась… Да мне уже и спать хотелось. Пятнадцать минут общения с Глорией стоят часа упорных тренировок.